Матушка София: «Говорят, для православного человека есть только один из двух путей к спасению - брак или монастырь»
Среди строений исторического центра Вятки есть одно особо почитаемое православными - Преображенский женский монастырь – место, где постоянно находятся благоухающие мощи Святителя Виктора.
В ясную погоду «золотые маковки» колокольни и храма, преломляя солнечный свет, весело подмигивают, как бы приветствуя въезжающих в город. Здание обители плотно окружено с одной стороны набережной Грина - излюбленное место для совершения вечернего променада горожан, с другой - стадионом, рестораном и еще не расселенными жилыми квартирами. Казалось бы, ну где в этой шумной атмосфере найти время подумать о своей жизни, о Боге? Все меняется, когда переступаешь за ограду монастыря. Сердце наполняется покоем и в душе воцаряется мир. Об этом состоянии особой умиротворенности и радости монашествующих, а также о том, что побуждает людей сегодня идти в монастырь и многом другом, мы поговорили с настоятельницей Преображенского монастыря игуменьей Софией (Розановой).
- Матушка, расскажите о своей семье?
- Папа у меня участвовал в запуске первого спутника Земли, был конструктором. Очень любил свою работу, уходил в нее с головой, а мама работала в поликлинике, занималась статистикой. Жизнь совместная у них не сложилась, и они расстались, когда мне было три года. Но папа больше не женился, мама тоже была одна, поэтому я считаю, что мы все же семья. Потом, когда мне было девять лет, мы очень подружились с папой. Каждый воскресный день он катал меня сначала на мотоцикле, потом на машине. В те годы машина была на вес золота, мотоцикл тоже. Мы были счастливы и жили безмятежно. Но поскольку наши успехи в космонавтике очень раздражали западных товарищей, они подстроили страшную катастрофу. Наши специалисты возвращались с Байконура, а по дороге из аэропорта в Москву попали в аварию, в которой погиб мой отец и еще восемь человек. Было это в 1959 году. Мы остались с мамой вдвоем, а так как папа обещал, что он скоро приедет и «озолотит» нас, мама успела наделать приличных долгов. Чтобы отдать деньги она устроилась на несколько работ и так подорвала свое здоровье, что после неудачной операции умерла. Папа в 34 года, а мама в 36 - совсем молодые. Я осталась с родной тетей - маминой сестрой.
- В те годы православие было, мягко скажем, не в почете. Как Вы пришли к вере?
- В 16 лет встал выбор, что делать дальше, как жить? Как я теперь понимаю, надо было сразу идти в монастырь, Господь мне дорожку показывал, мол, вот как надо. Но действующим в то время оставался только Пюхтицкий женский монастырь, который находился далеко - в Эстонии. И года три-четыре мы вместе с ровесниками искали истину: увлекались восточными учениями, кто-то читал китайскую поэзию, кто-то русскую классику, кто еще что. В общем, все разошлись по сторонам. Был среди нас один православный человек. Когда мы все собирались вместе, всегда посмеивались над ним, он, конечно, наш «мученик». И, вот как-то он говорит: «Что вы все пьете мутную воду? Ведь есть же чистый источник! Почему вы не идете в храм?». Так это на нас подействовало тогда, что мы стали потихоньку захаживать в церковь. Сначала стояли на пороге, зайти и боялись, и интересно было. Потом самые «ушлые» из нас познакомились со священником. Он оказался человеком знаменитым - отец Дмитрий Дудко. Стали ходить к нему домой, разговаривать. Увидели, что он нормальный, добрый человек и семья у него замечательная - двое деток было. Сейчас его сын тоже священник, хотя тогда упирался и говорил, что глядя на папу, на то, как он день и ночь занимался проблемами прихожан - никогда не будет. Вот, пожалуйста, - не зарекайся! Однажды пришла к ним в гости, а он бегает с игрушечным мечом, кричит. Я спрашиваю: «Миша, ты что делаешь?» А он мне гордо так отвечает: «с бесами воюю!» (смеется - прим. автора). Теперь он маститый стал, я его уже и не узнаю.
И, вот мы попали в Православную Церковь. Было нам тогда по 19-20 лет. Как все новенькие, мы стали активными прихожанами. Ходили в храм каждую субботу и воскресенье, причем ездили далеко-далеко, не то, что сейчас в шаговой доступности по всей Москве. Сначала ничего не понимали в богослужении, потом знакомились все глубже-глубже. Однажды я подошла к регенту и попросила помочь разобраться с песнопением «Тебе поем, Тебе благословим... », но он не смог объяснить, сказал, что сам не знает. Потом подошла к нашему чтецу, спросила: «Паш, ты понимаешь, что читаешь?». Он признался - нет, сказал, что пойдет учиться и все поймет. Сейчас вспоминаю все это и думаю, как же сложно человеку добраться до сути...
Но, это мы отвлеклись. Позже познакомилась с духовным наставником старцем Наумом. Он жил в Троице-Сергиевой Лавре, поэтому часто ездила туда и оставалась помогать. В какой-то момент для меня стало совершенно очевидным, что вот она настоящая жизнь - жизнь монастырская. Кстати, из нашей «пестрой компании» двое выбрали монашеский путь.
- А как стали послушницей в женском монастыре?
- Приехала в Богоявленский монастырь в Кострому помочь своей подруге, которая уже там жила. Увидев трепетное отношение сестер друг к другу, окунувшись в эту атмосферу, была так поражена, что поняла - по-другому мне теперь никак нельзя. Я прожила там два месяца и обратилась к матушке с просьбой остаться. Матушка разрешила и отправила к духовнику за благословением. Желание мое было так велико, что я даже не заехала домой в Измайлово, а сразу отправилась в Лавру. Получила благословение, а потом узнала, что вместе с гостинцами матушка передала моему духовнику письмо, в котором просила отпустить к ним. И, когда я пришла в монастырь, то поняла, что нашла свое место. Была «сирота несчастная», а стала самая счастливая – послушница Богоявленского Костромского монастыря. А буквально через два года меня уже прислали в Вятку.
- С какими трудностями пришлось столкнуться в период послушания?
- Первые полтора года вообще жилось легко. У матушки нашей была интересная система, она все время человека отрывала от того, к чему он прилип. Только я привыкла к монастырю в Костроме, а там все такое красивое, белое, хор замечательный, храм прекрасный... Она раз – и перекинула меня на подворье, а тут все такое обшарпанное, штукатурка сыпется. Думала, что не выдержу. Оказалось, выдержала и понравилось! Подворье - это сельская местность, и городскому человеку, а я москвичка до четвертого колена, дается тяжело. Никакого сельского труда я не знала и вдруг должна доить коров. Мне дали первое послушание заниматься курами. Я их кормила, ездила специально в Москву покупать лампу, которая медленно разгорается, чтобы осветить курятник. Если быстро зажигать свет, птицы пугаются и падают с насестов.
Потом дали коров. Я очень боялась, корова мне казалась величиной с дом, как-то подошла к ней неаккуратно, и она наступила мне на ногу. Матушка меня подбадривала, говорила, что с молитвой все получится. И оказалось, правда, – научилась! Единственное, что мне не далось - косить. Вот хоть что сделай, никак не могу понять этого движения...
Так прижилась в подворье, уже начала тут процветать, радоваться жизни и приходит записка - меня вызывают в Кострому. Заболела бабушка, а так как я медсестра - должна приехать и поухаживать за ней. Приехала и стала жить в монастыре в Костроме. Хорошо живу: на службу каждый день хожу, а меня снова на подворье отправляют. И так раз, наверно, семь, а мне все в радость. Действительно, что Кострома, что подворье, какая разница? Главное, что с Богом, с хорошими сестрами. Когда я приехала в Вятку меня тоже спрашивали, как я пережила переезд. А я совершенно спокойно, будто из комнаты в комнату перешла. Обстановка-то такая же.
- Насколько отзывчивы сегодня люди к возрождению духовной жизни через монастырь, храм?
- Мне кажется, что сейчас такое кризисное состояние. Отношение к Церкви с 90-х годов, когда ослабла атеистическая борьба, особо не изменилось. Убежденные атеисты так и остались при своем мнении, потому что переубеждает человека только сильное потрясение, как правило, серьезная болезнь или потеря близких родственников. Тогда у человека открываются глаза, он начинает задаваться вопросом: чего ради все это существует? Что происходит в храме? Но большинство мирян останавливаются «на пороге». Вот он свечку поставил, чтобы у него было здоровье, благополучие и т.д. и забывают, что самый правильный подход - жертвенность, осознание того, что всю свою жизнь я вел себя неправильно и сейчас пришел, чтобы вы сказали мне, как правильно. Но, дорогие мои, ну поставите вы свечу, но это же просто эпизод, секундный... Это такое обрядовое благочестие, люди приходят иногда на службу: стоит священник в центре храма, все свечи зажжены – значит, важное что-то происходит. Нет, вот только свечку поставили и полетели. Ну, послушай ты слово, чтобы оно коснулось твоего сердца. Нет. Церковь сейчас воспринимается на уровне всех услуг, которые существуют, то есть, как музей, театр или магазин и как будто никак не отличается. Поэтому бывает очень трудно объяснить монашеский путь, предполагающий отречение от мира, который все время отвлекает, и все время куда-то уводит, заинтересовывает. А хочется тишины, чтобы сосредоточиться, помолиться и привести себя в чувство. Молитва — это существенная сторона монашеской жизни. Монашествующие — это молитвенники за весь мир; прежде всего — за себя, за своих близких, близких по плоти и близких по духу.
Старец Адриан из Псково-Печерской Лавры говорил: «вас, городских, надо по кусочкам собирать, приводить в чувство. Потому что вы сами не знаете, чего хотите, что происходит у вас внутри». Люди сейчас закрученные и не думают о том, что все мы здесь не вечно и надо выбирать, чтобы не погибнуть. Ведь лишиться земной жизни можно в любой момент. Вот, очень много разговоров про конец света. Да какой конец света!? У нас есть собственный конец, и он от конца света не зависит. Поэтому надо заглянуть внутрь себя и посмотреть, чем мы прорастем-то туда? Будем ли мы жить там, или мы будем только охать и вздыхать, что упустили время, что Господь Бог нам дал. То есть Он выпустил нас сюда, как в школу – давайте учитесь, показывайте какие-то успехи. Но кому же хочется учиться? Всем же хочется гулять, веселиться – там же интереснее, там веселее (улыбается – прим. автора). Потом получается то, что видим в многомятежной жизни.
- Расскажите немного о Преображенском монастыре.
- Основан монастырь в 1624 году по прошению вятской монахини Евфимии царю Алексею Михайловичу. Главный соборный храм монастыря в честь Преображения Господня был возведен в 1696 году, а в 19 веке усердием уже игумении Емеритианы территория монастыря была значительно расширена и устроено два новых храма в честь чудотворных икон Божией Матери: «Тихвинской», «В скорбях и печалях Утешение».
Мы же приехали в Вятку с одной из сестер Костромского Богоявленского монастыря 6 августа 1994 года. С тех пор подвязались сначала в Макарье, а потом нас перевели сюда (мы беседуем с матушкой в гостиной Преображенского монастыря - прим. автора). И вот уже прошло больше 20 лет после возрождения монашества на Вятке.
Меня часто спрашивают, вот Преображенский монастырь, такой величественный, такой прекрасный, находится в центре города... Почему вас не перевели сразу? Но Преображенский монастырь тогда пребывал в таком страшном запустении, что там просто невозможно было находиться! Нам дали красивое здание на территории Троицкой церкви, мы его благоустроили и приспособили к жизни. Нам там очень нравилось - тихое местечко, настоящая монастырская радость. Но пришло время возрождения Преображенского монастыря, и нас переводят. Работы по восстановлению начались в 2001 году, а полностью мы переехали в 2005-ом. Так Свято-Троицкий преобразуется в Преображенский монастырь.
Процветаем мы, конечно, не нашими трудами, (потому что человеческим трудом это все невозможно было сделать), а молитвами сестер, которых выгнали из келий и посадили в тюрьмы. Подумайте, перед закрытием монастыря в нем было 388 монахинь и послушниц! Сохранилось их письмо, направленное в ликвидационную комиссию: «Мы, сестры трудовой общины, узнали, что нашу церковь хотят ломать. А мы знаем, что есть справедливость, и теперь в особенности она есть, и поэтому решили написать письмо братьям-товарищам... Мы молим и просим только об одном: оставьте нам нашу церковь - это наша жизнь. Нам всем легче лишиться жизни, чем потерять эту церковь. Мы все труженицы-крестьянки эту церковь строили своими руками. Мы сами носили на себе камни, кирпичи, глину, и только мастера мужчины нам выложили стены. Мы сами шпаклевали, делали резьбу на иконостасе, золотили, писали иконы. Эта церковь - наша душа, наша радость. Оставьте ее нам. А мы по-прежнему будем работать на товарищей красноармейцев: мыть полы в казармах, топить печи, шить рубашки, печь хлеба. С какими бы просьбами они к нам ни обращались, мы всегда рады услужить: делиться и имуществом нашим с ними. Мы глубоко верим, что эта просьба - крик нашей наболевшей души - будет услышана, и мы получим радостный для нас ответ. Подписуемся: все сестры общины».
Храм, конечно, сохранили, но сестер выгнали. А это была, если можно так выразиться, абсолютно самостоятельная цивилизация - огромная семья. Нас сейчас очень мало (в монастыре живет 10 насельниц – прим. автора), поэтому говорить, что мы такие умницы и вот как у нас все замечательно - не правильно, все это заслуга молитвенной помощи бывших насельниц.
Мы, конечно, стараемся по мере сил, и рабочий день у нас далеко не нормированный. Кстати, многие миряне совершенно искренне считают, что когда мы закрываем ворота, то переодеваемся и идем домой. И, конечно, наш образ жизни загадочен для большинства современников. Людям совершенно непонятно, как можно жить в монастыре. Мы это видим и в поступках городского начальства – они, перед тем как отдать нам помещение, обязательно переводят его в нежилое. Воспринять тот факт, что мы здесь живем, у наших жителей пока не получается.
- А многие ли сегодня выбирают для себя путь монашеской жизни?
- Смотрю, по своему монастырю и по другим… люди должны пройти что-то, должны понять, что действительно жизнь в миру – она не дает того, что обещает. Счастье и блаженство не может быть на уровне материальных вещей, это гораздо более высшая категория. Думаю, что люди молодого возраста даже не знают, что бывает что-то другое. С другой стороны, три наши сестры решили посвятить свою жизнь Богу и служению людям, обучаясь еще в воскресной школе. К нам они пришли в 15-16 лет.
Понимаете, человек, который призывается к жизни монашеской, начинает ощущать в этом мире своеобразное томление духа. Ему хочется жизни более высокой. Поскольку Господь - это совершенная Любовь, совершенная Красота, совершенная Премудрость, это вообще — средоточие всего лучшего. Такие люди и уходят в монастыри.
Некоторые считают, что разрыв с миром — это какая-то трагедия жизненная, что человек переживает, мучается. Вот, был у нас один случай. Пришла девушка, она жила в области и договорилась работать в Кирове. Но что-то не получилось, и осталась она ни с чем. Пришла к нам, как честный человек призналась, что на время, и попросилась пожить. Осталась, а она из многодетной семьи, отец у них вдовец, и не то чтобы прогнал ее, но попросил быть самостоятельной. Когда же она написала ему, что поступила в монастырь, он где-то нашел денег, хотя зарплату ему не платили долгие месяцы, выслал ей и написал: ради Бога, приезжай домой, только не в монастырь! Понимаете, родители, которые в то время были воспитаны, воспринимают монастырь, как тюрьму и вообще какой-то кошмар. Поэтому сказать, что много желающих не могу. А раньше, когда кто-то из деревни уходил в монастырь, был настоящий праздник! Накрывали столы, как на свадьбу, и люди пировали, что нашелся хоть один молитвенник.
Я спросила, как-то у одного батюшки, мол, где же мои сестры? А он ответил, что они сейчас учатся в институтах и колледжах, еще не созрели (смеется - прим. автора).
- Но у Вас ведь очень молодые сестры…
- Молодые. Они, конечно, повзрослели с тех пор, как пришли, но факт в том, что они уже здесь «состарились». Они просто очень молодо выглядят, например, самой младшей сестре у нас 27 лет. Есть старше, но они не выглядят на свой возраст, потому что здесь происходит такая «консервация» - Бог украшает своих.
- А что нужно сделать, чтобы поступить к Вам послушницей?
- Прежде всего, надо стать нашей прихожанкой. Это первое условие, потому что мы должны человека видеть во всех его проявлениях. У нас есть такая «группа поддержки» - это женщины вдовицы, которые пока не могут уйти в монастырь, потому что у них внуки или больные родители, но они нам помогают. Мы их очень ценим, потому что без них нам просто невыносимо трудно. Они уже как-то готовятся и стараются понять, как мы тут живем, какие условия, как общаемся. Посмотрим... А закончить мне бы хотелось замечательными словами нашей современницы игумении Феофилы (Лепешинской): «христианская жизнь интересней и увлекательней любых приключений!».
Пресс-служба Вятской Епархии
