25.06.2020

«Я родился на Троицу и всю жизнь молился Ей»

Памяти схиархимандрита Исаии (Коровая; 20.06.1926 – 06.03.2011).

В этом году 94-летие со дня рождения известного старца выпало в субботу накануне дня памяти всех святых, в земле Российской просиявших. Уже девять лет нет его на земле, но в поминальных записках, которые мне по диаконскому послушанию доводится читать на службах в киевском Ольгинском соборе, то и дело стоит имя схиархимандрита Исаии, с которым довелось познакомиться в далеком 1988-м в открывшейся в честь 1000-летия Крещения Руси Киево-Печерской Лавре. Помнят его в Грузии и в Абхазии, в России и на Украине – везде, где доводилось служить этому удивительному священнику.

Вспоминаю тот знаменательный 1988 год, когда впервые за весь атеистический период государство стало возвращать отобранные у Православной Церкви храмы и монастыри, позволило открывать семинарии и духовные училища. Я, тогда молодой и любопытный советский журналист, делал первые неофитские шаги и, глядя на увиденных впервые в жизни монахов в клобуках и черных мантиях, поселившихся почти что на развалинах возращенной из атеистического плена первой древнерусской обители преподобных Антония и Феодосия, полагал, что вижу таких же аскетов, постников и чудотворцев, о которых начитался в самиздатовском Киево-Печерском Патерике.

А когда поближе познакомился с игуменом Исаией, учеником кавказских отшельников и делателем Иисусовой молитвы, вовсе не удивился, полагая, что уважающий себя монах должен спать в дуплах деревьев, питаться травой и молиться ночи напролет. Помнится, как раз в тот период, прочтя «Откровенные рассказы странника», взялся и я за Иисусову молитву и ночные бдения. После чего отец Исаия строго-настрого запретил мне на исповеди такое «подвижничество», рассказав, как одного молодого монаха, молившегося под звездами с воздетыми руками, наместник Глинской пустыни, где отец Исаия принимал монашеский постриг, «сдернул за ноги с неба на землю», послал пасти коров и запретил молиться после вечернего правила, ограничив лишь совместной с братией молитвой. «А иначе – прелесть! А из прелести два пути – либо в дурдом, либо в блуд!..» – резюмировал тогда отец Исаия, весело глядя на меня.

Это был на удивление веселый человек! И его духовные беседы всегда перемежались шутками и прибаутками

Вообще это был на удивление веселый человек. Его духовные беседы и общение с людьми всегда перемежались шутками и прибаутками, отчего собеседникам сразу становилось легко и радостно на душе. Сейчас я понимаю, что отец Исаия был носителем великой благодати Божией, которую снискал от Господа за многолетний монашеский подвиг, строжайшую аскезу и безукоризненное соблюдение монашеских обетов, данных при постриге. И, безусловно, при общении со старцем и на исповеди у него испытывались неизреченная сердечная легкость и радостность, так что хотелось вновь и вновь видеть светлое лицо подвижника, что называется «сидеть у его ног»…

Шутки старца были простые и порой комичные. И, повтори их кто другой, можно было бы счесть их за глупость. Но у отца Исаии они выходили какими-то веселыми и легкими. Помню, едем в киевском троллейбусе к какому-то то ли монаху, то ли батюшке, который делал уникальные гитары с двойной декой и продавал их профессиональным гитаристам за большие суммы, перечислявшиеся затем в открывшиеся в Союзе обители. Так вот, на соседнем сидении капризничала девочка лет пяти, которую молодая мать никак не могла успокоить. Отец Исаия, уловив момент, когда заплаканный ребенок взглянул на него, улыбнулся, открыл свой школьный портфель (отец Исаия любил подобные аксессуары) и так весело стал махать рукой, предлагая малышке залезть вовнутрь портфеля, что девчонка притихла, помотала головой в знак несогласия и заулыбалась во весь рот, поняв, что белобородый дедушка с ней играет.

Другой момент сохранился в памяти. Вновь открывшаяся Коренная пустынь под Курском, куда отец Исаия в 1990 году из Киево-Печерской Лавры был приглашен для ее возрождения первым наместником. Новость о прибывшем из Киева игумене-духовнике быстро облетела курские веси, и в монастырь потек ручей паломников. Отец Исаия с утра до вечера трудился на развалинах обители – ремонтировался монашеский корпус и выстраивался разрушенный храм монастыря. Как-то стоял он на подворье в испачканном строительной пылью старом подряснике, решая с послушниками очередной хозяйственный вопрос, когда к нему подбежала нарядная напомаженная дама, видимо, только что прибывшая из Курска рейсовым автобусом. И, обращаясь к отцу Исаие, перебив его разговор, нервно спросила: «А где тут у вас прозорливый старец Исай принимает?» Батюшка на мгновение опешил, удивленно глядя на городскую гостью, но тут же озарился неизменной улыбкой: «Прозорливый? Да ты, что, мать, рехнулась?! Этот “Исай” – великий проходимец, жулик и шарлатан. Его вот только перед тобой “Скорая” в дурдом забрала…» – и, отвернувшись, продолжил прерванный со строителями разговор. А вечером в храме я увидел городскую гостью у исповедального аналоя: заплаканное лицо с потекшей глазной тушью и помадой светилось радостью, и отец Исаия, что-то ласково говоря, напутствовал ее крестом.

Знакомство и благословение

Познакомились мы с отцом Исаией в Киево-Печерской Лавре. Была осень 1988 года. Переданная Церкви территория Дальних пещер представляла собой печальное зрелище. Полуразрушенные корпуса, храмы и колокольня с осыпавшейся штукатуркой, сырые, неухоженные пещеры с мощами угодников Божиих. Везде царила мерзость запустения. Служба шла тогда в 50-м корпусе, на втором этаже, где нынче расположена братская трапезная. Два возвращенных храма – Аннозачатьевский и Рождества Богородицы – были непригодны для служб, завалены мусором и хламом.

Я стоял в полумраке у стены, шла вечерняя служба, из алтаря появился монах с Евангелием и Крестом в руках. Белые волосы до плеч. В епитрахили и поручах. Он шел к исповедальному аналою «как власть имеющий», оглядывая устремившихся к нему со всех сторон прихожан и паломников. Помню, я не собирался исповедоваться, но он сам пальцем подозвал к себе: «Что, братец, исповедоваться не желаешь?» Узнав о моей профессии, сказал: «Нужно писать о Церкви. Вон на Западной Украине с легкой руки Горбачева греко-католики наши храмы захватывают. Сейчас перестройка, гласность, так сказать. Время благоприятное. Для начала возьми интервью у нашего наместника архимандрита Ионафана (ныне митрополит Тульчинский и Брацлавский. – д. С.Г.), – как-то властно сказал он, будто приказывая, как офицер солдату. – Надо, чтоб народ узнавал об открытии Лавры, помогал ее возрождению».

«Нужно писать о Церкви!» – как-то властно сказал он, будто приказывая, как офицер солдату

Слова старца будто впечатывались в меня. Не ведал тогда, что его благословение изменит всю мою дальнейшую жизнь и что все последующие годы и десятилетия посвящу церковной журналистике. «А потом и сан принимай: нужно и у Престола Божиего потрудиться».

В той же нашей первой беседе сказал мне и о молитве Иисусовой, о борьбе со страстями, «которые, как змеи, гнездятся в душах». «Я тут вот исповедовал одну, так она упала на спину и так, извиваясь, поползла к дверям…» – буднично рассказывал он. Я, конечно, был ошарашен, полагая, что встретил старца Зосиму из «Братьев Карамазовых» Ф.М. Достоевского, роман которого и привел меня в храм Божий.

Удивительно, но слова старца исполнились в точности. Позади годы и десятилетия церковных журналистских послушаний и второй год службы в диаконском сане…

Вскоре бывший митрополит Филарет, тогда еще законный экзарх Украины, выставил отца Исаию из Лавры, как объяснил мне батюшка, «по навету неведомого доброжелателя».

– Куда ж вы теперь, отче? – взволнованно вопрошал я.

– Так мы, монахи, бываем и гонимы, – улыбнулся в ответ. – На все воля Божья. Меня вот архиепископ Курский и Белгородский Ювеналий (Тарасов; † 13.01.2013. – д. С.Г.) приглашает принять наместничество в открывшейся Курской Коренной Рождества Богородицы пустыни, на родине Серафима Саровского. Мы с ним еще в Троице-Сергиевой Лавре познакомились, где он постриг принимал в конце 1960-х. Так что приезжай в Коренную – древний монастырь, который некогда славился на всю Русь. Илья Репин картину написал – «Крестный ход в Курской губернии». Видел картину эту? Так вот. Этот чудотворный образ Рождества Богородицы раз в год переносился из пустыни в Курск и обратно. Сейчас икона эта в Америке, главная святыня Русской Зарубежной Церкви, покинула Россию вместе с последними защитниками империи из Белого движения. Так что приезжай, не пожалеешь…

И снял со стены икону Успения Богородицы, благословил, вручая… Икона эта и поныне стоит в нашем доме как главная святыня.

Буквально через неделю отец Исаия позвонил мне домой по междугородке с неожиданным благословением:

– Поезжай в Покровский монастырь к матушке Еликониде, она передаст тебе большие служебные просфоры, и вечерним поездом вези их в Курск, потом на автобусе к нам в обитель: у нас архиерей служить будет.

Так, исполняя необычное и ответственное послушание, впервые попал в Курскую Коренную пустынь. Каково же было мое удивление, когда, проделав сотни километров, везя «драгоценный груз», спасая батюшку перед неведомым грозным архиереем, узнаю по приезду, что служебные просфоры для Литургии имеются в изобилии!..

– Молодец, Сергий, – похвалил меня отец Исаия, благословляя. – Покровские просфоры почетным гостям раздаваться будут, – утешил старец.

Сейчас понимаю, что Промыслом Божиим по молитвам игумена Исаии суждено было мне, грешному, узреть великую древнюю курскую святыню – также лежавшую тогда в руинах Рождества Богородицы Коренную Пустынь.

Потом я неоднократно приезжал в обитель на послушания. Собирал материалы по истории Коренной пустыни, наблюдая, как из разрухи и запустения она постепенно возрождается. Там же в редкие минуты отдыха батюшка рассказывал о своей жизни. О послевоенной Киево-Печерской Лавре, где принял рясофор с именем Николай. О постриге в Глинской пустыни, куда удалился из Лавры, избегая преследования КГБ, так как, исполняя послушание экскурсовода в пещерах, получил предупреждение, что за «проповеди и религиозную антисоветскую пропаганду» может быть арестован. О Глинских старцах, своих учителях, ныне прославленных в лике святых; о хрущевских гонениях и шести годах отшельничества в горах Кавказа; о дружбе с грузинским патриархом; о пчеловодстве и лечении травами, которым занимался всю жизнь с юности, помогая людям, и о многом другом, чудесном и удивительном, наполнявшем его яркую подвижническую жизнь. Вот из отрывочных рассказов батюшки, записанных в блокнот, и вырисовывалось его монашеское многотрудное житие…

«Восстает народ на народ… Поэтому на нас, православных монахах, большая ответственность – молиться за весь мир»

Кстати, тогда в Коренной пустыни услышал от него удивительные и тревожные пророческие слова о будущем развалившегося Советского Союза.

«Вот, братия, наступают тяжелые времена, – говорил он как-то после трапезы. – Восстает народ на народ… С незапамятных времен народы эти сидели, как птенцы, под крыльями птицы России, а теперь… расползлись, как змеи… А врагам Святой Руси это на руку. Из-за океана будет стравливать народы “дядя Сэм”, играя на чувствах мнимого национализма и мнимой независимости… Поэтому на нас, православных монахах, большая ответственность – молиться за весь мир…»

Детство, юность, война

Родился схиархимандрит Исаия – в миру Яков Маркович Коровай – 20 июня 1926 года в день Святой Троицы в селе Носовка Нежинского района Черниговской области.

«На Троицу я родился и всю жизнь Ей молился, – говаривал старец, вспоминая свое детство. – Родители мои были верующими, трудились всю жизнь, в колхоз не вступали… Я, когда родители состарились, постриг их в монашество, и младшего брата тоже. Сестра Катерина работала бухгалтером в Носовке, также умерла в тайном постриге с именем Евгения. Тогда отец мне и говорил: “Как все удивительно в христианстве. Я, твой отец, называю тебя отцом Исаией, потому что ты священник, благословение у тебя беру…”»

Родители будущего старца – Марк Игнатьевич и Мария Федоровна Коровай

Рассказывал отец Исаия и о старшем брате Иване, призванном на фронт в первые дни войны и погибшем в 1943-м при форсировании Днепра. Младший брат Григорий, с которым автору этих строк также довелось познакомиться в той же Носовке – там у отца Исаии был небольшой дом и хозяйство, что-то вроде скита, где подвизались его духовные чада – послушницы, – во всем помогал отцу Исаие по хозяйству. Таких мини-скитов по благословению священноначалия старец организовал немало по всему Союзу – в России, на Кавказе, в Грузии, на Украине. Некоторые из них впоследствии были преобразованы в монастыри. Григорий, бывший авиатор, работал на Киевском авиационном заводе им. Антонова, был на все руки мастер; также, уже на пенсии, принял постриг с именем Гавриила и мирно почил о Господе в этом году накануне Пасхи.

«Была у нас коровенка и лошадка, свое хозяйство, так что деньгами и людям, и колхозу помогали, – продолжал батюшка рассказ о своем детстве. – Когда голод в 1939-м случился, люди к нам приходили, корм коровке несли, чтоб не с пустыми руками, а мама, Мария Федоровна, очень милостивая была, каждому приходящему кружку молока наливала, да коврижки и калачики раздавала, которые пекла из отрубей. Но нас все равно в “кулаки” зачислили. Отца арестовали и отправили строить Беломорканал. Он там горячо молился, и явился ему то ли во сне, то ли наяву святитель Николай со словами: “Я выведу тебя отсюда ради твоих детей, будущих монахов”, – и указал ему путь: – “Пролезешь под проволокой, часовой тебя не заметит, и иди по дороге на огонек. Это станция. Садись в вагон, проверять тебя не будут. Так и доедешь…”

Все так по молитвам святителя и произошло…»

Во время войны отец старца Марк Игнатьевич защищал Родину, дважды был ранен, закончил бои с фашистами командиром взвода. А юный Яков, когда отец и брат воевали, оставался в родной Носовке; рискуя жизнью, возил на лошади в лес продовольствие партизанам. В 1943-м пришли наши, Яков был призван в армию, с августа 1944-го по октябрь 1945-го в составе 439-го отдельного радиодивизиона участвовал в войне с Японией. Вернулся домой с орденом Великой Отечественной войны, медалями за отвагу, за победу над Германией и милитаристской Японией. Кстати, тогда, еще не думая о монашестве, пересылал получаемые деньги в киевский Покровский монастырь, где в то время расположился военный госпиталь и монахини ухаживали за ранеными.

После демобилизации решил поступать в политехнический институт. Но встреча с местным юродивым Степаном заставила изменить жизненные планы. Блаженный иногда приходил в их дом на ночлежку, но спал всегда на полу на соломе, – рассказывал о нем отец Исаия. И как-то утром, когда все спали, сказал Якову: «Оставляй свою работу и иди в семинарию, будешь батюшкой!»

Так и произошло. Поступил Яков в Киевскую духовную семинарию в 1950 году.

Кончину блаженного Степана отец Исаия помнил всю жизнь:

«Приехал я как-то на каникулы из семинарии домой, зашел в хлев, а там наш блаженный лежит на полу и говорит мне: “Яков, я не болен, я здоров, но ухожу в загробный мир, так угодно Господу”, – сложил руки на груди и почил…»

Начало монашеского пути

В одной публикации не вместить многочисленные свидетельства духовных чад старца Исаии о его яркой подвижнической жизни, молитвенном многолетнем подвиге, борьбе за высокую, достигающую пределов возможного в современных условиях аскетическую жизнь. Такую планку юный Яков, студент Киевской духовной семинарии, поставил еще до пострига в монашеский чин, общаясь в 1950-х годах с монахами Киево-Печерской Лавры, где он после завершения учебы был пострижен в рясофор с именем Николай.

Первым его духовным учителем был преподаватель литургики в КДС Гермоген Иванович Шиманский, пребывавший в тайном монашеском постриге, учивший Якова школе Иисусовой молитвы. Благоволил к бывшему фронтовику Якову Короваю, называя его «наш освободитель», и сын священномученика Михаила Едлинского († 1937) преподаватель Ветхого Завета протоиерей Георгий Едлинский, тайно окормлявший киевскую интеллигенцию в Макариевском храме на киевской Татарке – в труднодоступном районе Киева, укрытом рощами и за глубокими оврагами.

Одним из послушаний рясофорного инока Николая (Коровая) в Киево-Печерской Лавре было проведение экскурсий в пещерах Лавры. Бесстрашный фронтовик особо не церемонился с подбором фраз и выражений, когда речь заходила об атеистической пропаганде, доказывавшей, что мощи Киево-печерских угодников сохраняют нетление благодаря «особым климатическим условиям» пещер, о вере в Бога и массовом безверии некогда Святой Руси. Реакция бдительных органов последовала незамедлительно, и инок Николай во избежание ареста покидает Лавру и устремляется на север Украины, в Глинскую пустынь, славившуюся подвижниками благочестия, ныне канонизированными в лике преподобных, – к схиархимандритам Серафиму (Амелину; † 1958), Андронику (Лукашу; † 1974) и Серафиму (Романцеву; † 1976). Последний был духовником инока Николая, постриг его в монашество с именем пророка Исаии, рекомендовал для рукоположения в диаконский сан.

Несколько раз обитель посещал постриженик Глинской пустыни, куда отдан был с малолетства, викарный епископ Патриарха всея Грузии Зиновий (Мажуга; † 1985), будущий схимитрополит Тетрицкаройский Серафим, также причисленный к лику местночтимых святых УПЦ, вместе с преподобным Серафимом (Романцевым) тайно окормлявший монашескую братию, спасавшуюся в горах Кавказа во времена хрущевских гонений. Он же постригал в монашество нынешнего патриарха Грузии Илию ІІ, а отец Исаия, уже после кавказского пустынничества, по его рекомендации в сане иеромонаха и игумена служил в тбилисских храмах и кафедральном патриаршем соборе.

В горах Кавказа

После закрытия Глинской пустыни в 1961 году иеродиакон Исаия отправляется с братией за Сухуми в горы Кавказа, в Амткельское ущелье. В одной из публикаций о старце мне доводилось цитировать архидиакона Пимена (Шувалова), разделившего это шестилетнее подвижничество; не грех повторить то воспоминание еще раз:

«Враг рода человеческого противился, опасность возникала не столько из-за горных медведей, шакалов или змей, сколько от людей. Однажды напали местные бандиты, о которых опять-таки предупредила прибежавшая в скит лань. Добиралась к ним и милиция, пустынников выискивали с воздуха вертолеты. Сухумским органам КГБ была дана установка “очищать местность от бродячих монахов”. А впереди была кавказская субтропическая зима с беспрерывными снегопадами, когда снежный покров достигал нескольких метров, заносил кельи до крыш и связи с внешним миром не было до наступления весны.

Летом приезжали к нам с передачами погостить и помолиться “академики” МДА и братия из Троице-Сергиевой Лавры: архимандриты Кирилл (Павлов), Наум (Байбородин), игумен Марк (Лозинский) и другие.

Мне тогда было 23 года, только из армии пришел. За наставлениями, проповедью, Причастием ездили к преподобному Серафиму в Сухум. Отец Исаия был с братией в Ажарах. Ахилла жил в дупле, а Владимир, Феодосий (глинский) и пчеловод Анемподист (киевский) – в шалашах. Когда Исаия читал молитву Иисусову, то делал небольшие поклончики, чтоб не отвлекаться. Молитву творили по очереди: один читает часа три, потом другой, и так круглые сутки.

Молитву творили по очереди: один читает часа три, потом другой – и так круглые сутки

Читали по очереди жития святых, рукодельничали. Ложки деревянные вырезали, крестики. На одну ложку уходило 300 молитв Иисусовых. Потом отвозили изделия в город. На поле работали Ахилла, Исаия и я. Спали с 19 часов до полуночи на досках шириной 30–40 см, под головой – чурбаны. С полуночи до утра молились, днем – опять работа. Хлеб сами пекли. Исаия пек в консервных банках из-под томатной пасты по семь хлебов в печке: муку смешивал с толчеными горными каштанами, добавлял ароматную измельченную траву – хлеб выходил удивительный! Но сразу всё не ели, сушили на сухари, а потом их грызли. А есть хотелось – ужас! Но все терпели ради Господа. У отца Исаии были Святые Дары заготовлены, причащались каждое воскресенье.

Потом с Кавказа нас стали гнать, как будто мы звери какие, – вертолетами, облавы устраивали. Уехал я сначала в Одессу, через два года – в Почаевскую Лавру, а через 13 лет опять в Одесский монастырь вернулся. Отец Исаия в Почаевской Лавре был духовником. Он был молитвенник, больше его никакие дела не интересовали. Лечил он бабок и тех, кто приходил к нему, травами разными. Он с юности знал сотни рецептов. Жалел народ».

И еще одно воспоминание современника отца Исаии о служении его в Грузии – архимандрита Авеля (Опановича), – иллюстрирующее абсолютное бессребреничество старца:

«Я не видел у отца Исаии ничего нового из одежды: туфли разбитые или ботинки армейские, а осенью – сапоги кирзовые. Подрясник, казалось, он носил не один десяток лет, но никогда от батюшки, даже в сорокоградусную жару, не ощущался запах пота или грязи. Светлое лицо, приветливые, часто с искринкой веселья и легкой иронии глаза, роскошные волосы, никогда не заплетавшиеся в косичку, и трудовые руки – как сейчас стоит пред глазами этот образ. Когда мы садились в метро, он доставал из отдувавшегося кармана подрясника пачку поминальных записок и читал их, перебирая четки, так непосредственно, что люди, сидящие рядом, читавшие советские журналы и газеты, не обращали на него никакого внимания.

Он был бессребреник. Помню, прислуживал ему в тбилисском храме, где он подменял настоятеля, уехавшего в отпуск. Набралась за месяц полная коробка денег из пожертвований, не меньше трех тысяч рублей. Огромная сумма, по нынешним эквивалентам – 3 тыс. долларов. Спрашиваю батюшку: “Куда деньги девать?” А он в ответ: “Мне ничего не надо, меня Господь кормит. Передай патриарху”. А через некоторое время меня патриарх спрашивает: “Зачем он мне коробку передал с деньгами? Скажи, отрок, он вправду ничего себе не берет? Ну хоть что-то?” Я с трепетом отвечаю: “Нет, Ваше Святейшество, ничего не берет. И мне велел не брать ни копейки”. “Ну вот! – вскричал он громогласно. – Почему русские такие? Мы, грузины, что, хуже?!..” “Хуже, хуже…” – отозвалось эхо в его высоких покоях».

Некоторые удивлялись, почему, мол, отец Исаия надолго не задерживался на одном месте. Поступил послушником в Киево-Печерскую Лавру, постриг и диаконский сан принял в Глинской пустыни, спасался в горах Кавказа, потом уехал в Среднюю Азию, где был рукоположен в сан иеромонаха. Вернулся в Грузию, служил на различных приходах и в монастырях, общался с известным подвижником и Христа ради юродивым преподобным Гавриилом (Ургебадзе), подвизался в Почаеве, посещал Сергиеву Троицкую Лавру, при открытии – Оптину. Затем – вновь Киево-Печерская Лавра, Коренная Пустынь, скит в с. Зимовеньки Белгородской епархии и возвращение на родину в конце жизни – в родную Носовку. Дело в том, что по природе своей отец Исаия был странником, перемещался из обители в обитель, «дабы не прилепляться ни к чему земному», как сам говорил.

По природе своей отец Исаия был странником, перемещался из обители в обитель, «дабы не прилепляться ни к чему земному»

Во-вторых, уж слишком высокой была его аскетическая планка, которая не всегда была по душе старшей братии, которой приходилось жить и сослужить со старцем. Возможно, присуща ему была и некоторая «ревность не по разуму», Бог весть. Но в памяти современников он оставил светлый и незабвенный образ.

«Кратчайший путь ко спасению – милосердие»

Завершая наше повествование, посвященное 94-летию схиархимандрита Исаии (Коровая), приведу одно трогательное письмо, написанное студентом семинарии Яковом Короваем в далеком 1952 году своей любимой сестре Катерине, о которой мы уже вспоминали, несшей в родной Носовке подвиг тайного монашества с именем Евгения († 1985). Нет сомнения, что монашеский выбор всей этой удивительной украинской семьи был сделан под духовным влиянием и по наставлениям отца Исаии.

Из письма Екатерине:

«Христос посреди нас, дорогая сестрица, Он всегда утешит нас!

…Тебе, сестричке, советую иметь добродетель – милосердие. Любовь к бедным – вот цель нашего спасения и нашей жизни, ибо мы должны стремиться к Царствию Божию. Ибо “блаженны милостивии, яко тии помилованы будут” (Мф. 5: 5). Милостивые стоят выше даже тех, которые имеют дар воскрешать мертвых. Я тебе, родная сестричка, желаю от всей души приобрести сию добродетель, и она тебя украсит в вечной славе. Эту добродетель очень легко приобрести, любя ближних и всегда желая оказать им помощь. Помни сии слова и исполняй их всю жизнь. Тогда легко будет тебе. Ибо тысячи убогих, получивших твое подаяние, будут молить Бога о тебе. Будь мудра, как твоя небесная покровительница святая великомученица Катерина, она была мудрейшая их всех, проси у нее помощи и ходатайства пред Господом о тебе.

Немножко о себе: живу – слава Богу за все, в среду на практике управляю хором.

Желаю тебе благополучия. Когда приеду, мы с тобой будем очень много беседовать. Я тебе, родненькая, расскажу очень много радостного. Да сохранит тебя Господь от всех врагов видимых и невидимых.

Киев, 1952 год, Коровай Иаков».

* * *

Почил незабвенный старец 6 марта 2011 года на 85 году жизни в родной Носовке, где и погребен. Вечная память схиархимандриту Исаие, его молитвами да помилует нас Господь!

Диакон Сергий Герук

По материалам сайта Православие.ru

На фото:

Схиархимандрит Исаия (Коровай);

В скиту родной Носовки, где родился батюшка;

Постриг в Киево-Печерской Лавре в 1988 году после открытия. Игумен Исаия первый слева;

Коренная пустынь, 1990 год. Молебен у источника. Отец Исаия (Коровай) окропляет святой водой автора данной публикации журналиста Сергея Герука. Фото Александра Петрука († 2003);

Родители будущего старца – Марк Игнатьевич и Мария Федоровна Коровай;

Монах Гавриил, в схиме Серафим (Коровай;† 03.05.2020);

Маленький Яков с сестренкой Катериной;

«Маме от сына Яшки» – фото с фронта;

Студент КДС, 1952 год;

Глинская пустынь. Иеродиакон Исаия (Коровай) справа. 1959 г.;

Старцы Глинской пустыни – слева направо: наместник архим. Модест (Гамов); митрополит Зиновий, в схиме Серафим (Мажуга); схиархим. Серафим (Романцев); схиархим. Андроник (Лукаш);

В горах Кавказа. Крайний слева иеромонах Иоанн (Маслов), рядом с ним – иеромонах Исаия (Коровай);

В женском Покровском монастыре, г.Киев, 1999 г.

По материалам сайта Православие.ru

Фото

Возврат к списку