«Преображение человека – главное чудо»

В дни Великого поста представляем вашему вниманию интервью с клириком храма в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» города Кирова иереем Евгением Виноградовым. Основываясь на опыте, своем и духовных наставников, священник размышляет о различных вопросах, связанных с движением души человека к Богу, а также делится любопытными наблюдениями и размышлениями из жизни священников и истории Вятского края.

- Отец Евгений, Ваша благозвучная фамилия, не совсем типичная для Вятской земли, как-то перекликается со священническим родом? Есть ассоциация с притчей из Евангелия о виноградаре.

- Действительно, наш священнический род Виноградовых очень древний. Первый из достоверно известных Виноградовых – протоиерей Троицкого собора города Елабуги и ключарь этого собора – Семен Васильевич Виноградов. Он уже был протоиереем в 1722 году, то есть с этого времени есть достоверные сведения обо всех Виноградовых, и практически все Виноградовы были священнослужителями. Изначально они служили в самой Елабуге, затем в селе Тихие Горы – сейчас это город Менделеевск в Татарстане. В семьях было много детей, и наша ветка также берет начало оттуда. Все одиннадцать поколений Виноградовых служили в церкви. Мой прапрадед закончил семинарию и всю жизнь прослужил в селе Курчум. Мой прадед был последним священником села Игумново (Кировская область, на берегу реки Чепцы), там и похоронен. Дед окончил духовное училище в 1918 году. Но в том же 1918-м году все духовные учебные заведения были советской властью закрыты, и он после этого продолжил обучение в учительской семинарии, а потом заканчивал уже пединститут и стал физиком-математиком. Поэтому фамилия эта священническая. Когда ее впервые на Руси дали, сейчас трудно установить, но уже в конце XVII – начале XVIII века Виноградовы были Виноградовыми.

Такое есть семейное предание, не знаю, насколько оно правдиво: Иван Грозный брал Казань, после этого – Елабугу, и из Елабуги были выселены татары, на их место были поселены выходцы из Твери. А самое большое количество Виноградовых в Тверской области, поэтому, возможно, фамилия с этим событием исторически связана. Достоверно можно сказать, что наш род восходит на Вятской земле к концу XVII века.

- Ваш отец – Олег Николаевич Виноградов много потрудился на Вятской земле, заложив основы краеведения, по его инициативе микрорайон Радужный имеет такое красивое название, он Вам рассказывал, откуда возникло это название? И как Вам папа прививал любовь к родным местам, в чем она выражается?

- Да, Олег Николаевич – это мой отец. Он по образованию инженер-строитель. Хотя у него несколько образований, первое из которых – лесотехническое, второе – строительное, гражданское промышленное строительство и сооружение мостов. Половину жизни он прожил в Перми, был главным инженером, потом директором нескольких больших СМУ (строительно-монтажных управлений).

Когда наша семья переехала в Киров, он был тем человеком, который строил и возглавлял КССК – Кировский сельский строительный комбинат, строил поселок Радужный. Именно он и придумал это название. На этом месте была деревня Губино, и когда он туда приехал первый раз, над этой деревней возникла такая огромная прекрасная радуга, так и решили назвать новый поселок – Радужный.

Действительно, в 70-80-е годы XX века возникает интерес к локальной истории, к местной истории, и появляются различные исследования не только в России, но и за рубежом. Местная история привлекает большое внимание краеведов. Конечно, это не могло обойти и наш древний край. И появляются краеведы. Краеведы – это локальные историки. Если официальная историческая наука тогда была насквозь советская и партийная, то краеведы, которые пришли в историю, занимались теми вопросами, которые остались в советское время за рамками исторического мейнстрима. Например, Олег Николаевич занимался историей возникновения сел на Вятке, писал историю церквей и историю различных родов Васнецовых, Вечтомовых, Вознесенских и других, прежде всего священнических, поскольку все это взаимосвязано. И действительно, в нашей семье это ничего не скрывалось.

И конечно, с самого детства я был к этому причастен, так или иначе. Будучи подростком, ходил на краеведческие четверги, ездил по области, читал его статьи. Когда отец приходил из архива, всегда рассказывал какие-то поучительные истории, которые его удивили. Все-таки документы хранят память о времени, и маленькая локальная история бывает очень интересной, отражает судьбы людей, это то, что от нас скрыто в повседневности, но на самом деле может быть интересно и отражать самобытность эпохи, края, народа.

- Что особо запомнилось, поразило?

- Например, истории о Вятской духовной семинарии. Очень интересно, как семинаристы женились – для них это была актуальная тема. Получалось так, что после летних экзаменов уезжали на летний вокат – это каникулы. И студенты старших классов присматривали себе будущих супруг. И епархиальное начальство этим всегда было озабочено. Во многом для этого и было создано епархиальное училище, где готовили «профессиональных жен священников», по окончании которого девушки становились учителями начальных классов и супругами духовенства. Им в годы обучения преподавалось все вплоть до кулинарии, музыки, танцев – целый список предметов.

Женское епархиальное училище прежде располагалось в 14-м корпусе Вятского государственного университета и в красном здании напротив – юридической академии, которое епархиальному училищу пожертвовал купец Прозоров. И конечно же, у студентов были танцы. Студенты семинарии приходили на танцы, знакомились. Общались с девушками, когда ехали на каникулы со своими сестрами и братьями по домам.

В XIX веке уже никого не принуждали жениться, поэтому чаще складывались семьи по обоюдной симпатии. Часто при этом за девушками наследовалось место ее родителя. Когда происходила свадьба, тесть выходил за штат и освобождал место своему зятю. Бывало и так, что не очень симпатичная невеста, но с хорошим приданым и местом служения, передаваемым по наследству, имела успех.

Такие истории рассказывал папа. И все это служило моему интересу к родной истории. И по окончании школы, когда передо мной встал выбор – поступать в семинарию или в светский вуз, родители настояли, чтобы я сначала получил светское образование. Это был 1994 год. Дело в том, что уже примерно с 1992 года я помогал в алтаре, был иподиаконом у Владыки Хрисанфа, и для меня это, конечно, был вопрос серьезный: я хотел поступать в семинарию, но родители так сказали: ты сначала получи светское образование, а потом получишь духовное, и в общем-то не ошиблись. Светское образование дает широту взглядов, оно человека образовывает, поэтому ни для кого из священников светское образование еще не стало лишним.

- Расскажите о начале Вашего пути к вере.

- Очень долго мое крещение отодвигалось в силу разных причин. Конечно, это было промыслительно. К моменту крещения я уже ходил в Серафимовский храм и просто стоял на службе. Знал основные молитвы и Символ веры. Читал катехизис Александра Семенова-Тян-Шанского. Крестили меня в Оптиной пустыни в 1992 году. Так все неожиданно получилось. Когда приехали в обитель – нас была целая группа молодежи, оказалось, что у нас в группе всего двое некрещеных людей. Там вечером после Всенощного бдения в Введенском соборе (тогда после советского времени только этот храм был приведен в порядок) меня и крестили, как тогда все думали, возле мощей Амвросия Оптинского.

Иеромонах Сергий тогда задал мне вопрос: хотите ли креститься? Ответил, что да. Он со мной побеседовал о вере, о Церкви, мне на тот момент было 14 лет, и я сознательно принял это решение. Монахи наносили ледяной воды из колодца. За водой ходили достаточно далеко к Скиту (тогда была полная неустроенность), то есть им пришлось потрудиться.

Позже выяснилось, когда вскрывали некрополь, что в раке пребывали мощи не Амвросия Оптинского, а старца Анатолия Потапова. Анатолий Потапов был шутник, над всеми подшучивал при жизни, и тут подшутил. Вот такая интересная история с Крещением.

В Оптиной пустыни был всего дважды. Первый раз, в который меня и крестили, в 1992-м году. Спустя год – в 1993 году снова посетил пустынь. Дело было Великим постом, незадолго до трагического события. Мы жили в Оптиной несколько дней, молились и трудились, общались с иеромонахом Василием (Росляковым), я был на послушании у него в библиотеке. Видел его за неделю до его мученической кончины.

- Почему Вы будучи историком по образованию решили стать священнослужителем? Кто помог Вам укорениться в принятии этого решения? Разве на исторической кафедре не преподавали в то время сторонники коммунизма, влияющие на мировоззрение молодежи?

- После крещения, осенью 1992 года, Владыка Хрисанф позвал меня в алтарь и благословил помогать в качестве иподиакона, что я делал с удовольствием. Когда не отвлекала учеба, приходил в храм и помогал на службе. Это было замечательное время. Мы сами гладили стихари и орари, прибирались, мыли окна перед Пасхой в алтаре. Служба с митрополитом всегда была торжеством, праздником! Кто-то из иподиаконов потом не стал принимать сан, кто-то остался и служит Церкви до сих пор, но, во всяком случае, для всех нас, подростков, это был бесценный опыт жизни в храме.

К началу 1990-х годов, когда Советский Союз распался, большого коммунистического давления на граждан не было. И вообще научная среда, в которой я воспитывался в студенческие годы, не тяготела к коммунистическому догматизму. Вообще люди науки по своей сути не догматики. Трудно добиться в науке какого-то результата, если уперся во что-то одно и не можешь адекватно принимать что-то новое, наука это всегда изучение нового знания, и догматик настоящим ученым быть не может. У нас были великолепные преподаватели в университете, все они выпускники московских и ленинградских вузов, во всяком случае, московской аспирантуры – защищались в Москве и Санкт-Петербурге, некоторые из них служат в Церкви, никакого догматизма они нам не навязывали. Даже если человек сам занимался исследованиями советского периода, как, например, Елена Ивановна Кирюхина, которая всю жизнь занималась историей партии и историей советской власти на Вятке, то какого-то давления на нас в убеждениях не проявлял. Поэтому определяться в своем мировоззренческом выборе можно было свободно. И по окончании института я несколько раз писал прошение в семинарию. Но так случалось, что то Владыка болел, то отсутствовал, и я после окончания института устроился на работу и помогал дома родителям.

И где-то год на третий я пришел на службу, и Владыка мне сказал, что уже хватит бегать от Церкви, думай – и надо учиться, рукополагаться. Я никогда не бегал за священством. Считаю, что тех, кто бегает за священством, надо рукополагать с большой осторожностью, тот, кто горячий изначально, потом быстро остывает. И решение о священстве должно быть серьезно взвешено и глубоко продумано. Это непростое решение, к нему надо подходить обдуманно.

Я поступил в Вятское духовное училище уже будучи женатым. Очень благодарен отцу Сергию Гомаюнову, который на тот момент был ректором духовного училища, дал мне возможность поучиться хотя бы год до хиротонии. И через год после поступления в училище меня рукоположили во диакона, после чего я пять лет прослужил диаконом в Успенском кафедральном соборе.

В 2007 году меня рукоположили во священника на праздник Введение во храм Пресвятой Богородицы. И с этого времени я уже 15 лет служу священником. Такой был у меня достаточно обычный путь к священническому служению.

При этом учебу не оставил. Церковь не препятствует новому знанию. Окончил Санкт-Петербургскую духовную академию. По благословению Владыки Марка поступил в аспирантуру ВятГУ на специальность «Отечественная история». Надеюсь и в этом качестве быть полезным Церкви и нашей епархии. И нет ничего более интересного, чем сама жизнь. Моя выпускная работа в духовной академии касалась жизни духовенства на Вятке в период революции в начале XX века, и этого же периода касается научная работа, которую планирую писать. Что может быть удивительнее при изучении архивных дел, как читать живые слова свидетелей каких-то событий минувшего времени, узнать их судьбы. Наша Вятка была центром революционно-семинарского движения. Духовенство очень активно участвовало в общественной жизни, ставя ее на первое место, забывая иной раз и о службе, и о Боге. Не случайно Вятская епархия потом станет одним из центров обновленчества. Результат этого всем хорошо известен – наша епархия это одна из самых пострадавших епархий во время гонений.

Что касается советского периода жизни Церкви, то нужно сказать, что страдали все, кто служил Богу в советский период. И духовенство, и их семьи, и прихожане. И у нас на Вятке много неисследованных пластов в этом направлении, к примеру, о духовенстве, несшем служение в период между 1917 и 1942 годом. У нас пока нет полной картины происшедшего. Трудно было всем. Отрекались от сана, уходили за штат, бежали в другие места страны. Дети священников в те годы несли на себе это клеймо, и многих заставляли писать отречение от своих родителей. Кто-то отрекался сознательно, кто-то фиктивно, но это все было. И наше дело – помнить об этом, изучать страницы истории, чтить подвиг верующих предшественников. Особенно тех, кто не ушел, кто остался верен Церкви Христовой.

- Супруга Вас поддержала при принятии решения посвятить жизнь церковному служению?

- Познакомились мы как раз в Церкви, она сама из верующей семьи. Матушка приходила в церковь, мы к друг другу присматривались, познакомились, стали встречаться, поженились, это все было до моего поступления в духовное училище. Она с пониманием все приняла. Считаю, что если супруги друг друга любят, то решения их взаимны.

- Расскажите об этапах Вашего служения. Кто и в какие периоды повлиял на Ваше духовное становление?

- Кафедральный собор, где я начинал служение, это, безусловно, школа и в какой-то степени это «теплица». Кафедральный собор – это то место, где образцовое богослужение, образцовый хор, это подобранное духовенство. У нас был прекрасный коллектив и приход. И как показывает время, практически все, кто нес там диаконское и священническое служение, стали настоятелями на других приходах.

Это время я всегда вспоминаю с большой теплотой. Это время, которое помогло мне духовно вызреть, поскольку находился под омофором Владыки Хрисанфа. У него были мудрые советы. Он не был человеком крайностей, взвешенно ко всему относился, помогал. Мог очень строго спросить, и с другой стороны, был очень милостив. Он говорил такую вещь о доверии, например. Доверие очень просто приобрести, очень легко потерять и невозможно вернуть. Говорил, что священник в своем служении должен всегда, что называется, беречь честь смолоду, и доверие прихожан должен беречь с самого начала. Для него это было серьезным моментом. И он переживал о каждом человеке, приходящем в церковь и вступающем в священнический сан, понимая, что и у священников могут быть искушения, проблемы в семье, личные драмы. Поэтому для меня этот период послужил началом серьезного духовного становления.

А потом, когда его не стало, Владыка Марк назначил меня настоятелем Никольского собора в город Котельнич, тем самым оказал мне очень высокое доверие, и я ему за это очень благодарен. Я бы сказал, что это стало следующей ступенькой в моей духовной жизни, в духовной практике, потому что я вдруг оказался на большом приходе. Никольский собор в городе Котельниче – это большой храм – полторы тысячи квадратных метров, это два протоиерея, один из них митрофорный. И для меня, конечно, это был очень большой опыт, опыт работы с людьми, опыт работы как руководителя.

Ведь когда ты просто штатный клирик на приходе, все видится в одном свете, но когда ты сам за все отвечаешь, все видится в совершенно других тонах и красках. Потом смотришь на все совершенно другими глазами, на человеческие взаимоотношения, внутренние проблемы, понимаешь решения архиерея, почему они необходимы и порой вынужденны. Духовную помощь оказали мне отец Владимир Кряжевских, отец Анатолий Шалагин, ныне уже покойный митрофорный протоиерей. Отец Анатолий – наставник, святой жизни человек, он мне как священник помогал, как многолетний настоятель этого собора. Я его с очень большой теплотой вспоминаю, молюсь о упокоении его души. И конечно, отец Владимир мне сразу указывал на какие-то вещи, и я к нему прислушивался. Прислушиваться к таким людям обязательно нужно, потому что эти люди прослужили в церкви десятки лет и меня многому научили.

Но когда епархию разделили, я оказался снова в Кирове и некоторое время являлся ключарем Спасского собора. И вот уже девять лет служу священником в храме в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» в Кирове. Филейка – место особенное, здесь мы чувствуем молитвенную помощь преподобного Стефана Филейского, здесь находился созданный им монастырь. Мы очень почитаем преподобного, для нас это помощник и покровитель в нашей духовной жизни. У нас есть в храме его крест, его афонская икона, перед которой мы служим ему молебен с акафистом.

- Есть известные Вам примеры помощи Стефана Филейского?

- Очень часто приходят люди заказать молебен и помолиться у его иконы. Если какие-то есть у людей неразрешимые проблемы, они заказывают молебен или приходят к святому на могилу, молятся там, просят помощи у преподобного с тем, чтобы он помог, и он действительно помогает. Записано большое количество случаев о помощи преподобного. Они начали записываться с самого начала возрождения церковной жизни на Филейке.

- Что Вас радует и что огорчает как священника? Поделитесь исходя из наблюдений и многолетнего опыта служения в Церкви.

- Меня тревожит вот что: изменение современного общества в духовном отношении. Так сложилось исторически и промыслительно, что мы как Церковь не были готовы, что нам дадут свободу в 1991 году, и мы оказались не готовы принять ту массу народа, которая пришла в храмы, охватить это все и сделать из массы людей, которые жили без Бога, верующих людей. У нас это не получилось. Но это, скорее, наша беда, чем вина, потому что на тот момент надо было на каждом возрождающемся приходе, помимо духовной, серьезным образом организовывать хозяйственную жизнь. Хорошо помню время, когда не было элементарных вещей церковного обихода, облачение шилось из штор, вместо ладана использовалась смола, которую привозили из леса, переливали много раз свечи из огарков. И священник в 90-е годы буквально был на разрыв, батюшки жили на приходе, дневали и ночевали, чтобы хоть как-то организовать эту жизнь.

Но прошло время, люди из нищеты 90-х выбрались, и для них Церковь стала красивым обычаем, обрядом, а не жизненной необходимостью, как это было для верующих 60-х, 70-х, 80-х годов, просто неким красивым дополнением к жизни – обрядом Венчания, Крещения. Можно сказать, мы часть общества потеряли. Понятно, что все не созидается за один раз, и созидание Церкви это очень долгий процесс и очень большой труд и подвиг духовенства, и Церковь прикладывает большие усилия, чтобы как-то преодолеть это, но пока мы в этом не преуспеваем.

Что меня радует? Наше духовное образование. Оно сильно изменилось за тридцать лет, от каких-то курсов священнических, которые длились полгода, чтобы священник знал Символ веры, умел служить воскресное Всенощное бдение и Литургию и совершать какие-то элементарные требы. Наше образование стало вровень с гуманитарным светским образованием, это меня очень радует. И могу сказать, что люди, которые закончили, особенно очно, семинарию – это люди, подготовленные к служению очень хорошо, это компетентные грамотные люди. Конечно, их немного, очников на самом деле мало, но они есть. Хотя у нас заочный сектор в семинариях гораздо больше, чем очный, но тем не менее уровень образования поднялся.

- Какими-то интересными моментами из жизни духовенства, с кем довелось прежде служить, характеризующими ушедшую эпоху, можете поделиться?

- Во-первых, когда Церковь получила свободу, и в Церковь пришло много различных людей «из мира», действительно происходили какие-то смешные недоразумения, от неопытности, от какой-то своей простоты. Но самые интересные рассказы были у «стариков» – у тех, кто прослужил при советской власти, начиная с Владыки Хрисанфа, который родился до войны в той части Украины, которая не была советская. Он интересно рассказывал про эту жизнь.

И конечно, люди, с которыми мне довелось служить – отец Герман Дубовцев, отец Владимир Марков, отец Алексей Кряжевских, отец Александр Образцов, отец Серафим Исупов, отец Анатолий Шалагин – все ныне покойные – рассказали много разных интересных моментов о своей жизни в то время. Их рассказы можно разделить на две половины: это трагические, о том, как Церковь преследовали, и какие-то комические истории.

С преследованием Церкви, прежде всего, сталкивался Владыка, как архиерей он первый, кто получал за все в период гонений. Уполномоченный в Москве про Кировскую область говорил ему в Москве: там делать нечего, можно приезжать только на Пасху и Рождество, и каково было его удивление, когда он приехал в Киров и увидел массу верующего народа. Вятка подверглась большому разгрому и разорению в плане духовной жизни, и это трудное созидание легло на плечи старого духовенства. Помнится, как отец Герман вспоминал о том, как забирали Федоровскую церковь, вывозили ценности. Но в целом священнослужители боялись все рассказывать, потому что в советское время свободно говорить было невозможно, были доносы, искажали смысл слов, можно было пострадать невинно практически от какого-то неосторожного слова, поэтому они, приученные к такой жизни, были осторожны в своих словах.

Зато в каких-то юмористических историях они искренне рассказывали о жизни Церкви, про самих себя. Однажды отец Герман поведал историю. Я бы назвал этот рассказ «Радиола». Он был рукоположен в священники в Рязанской епархии, являлся клириком одного сельского прихода. Настоятелем прихода был священник, который пострадал за свои убеждения, и любил подшучивать над своими клириками. Однажды утром отец Герман шел на службу и видит, что в сельпо, которое находилось напротив храма, разгружают радиолы (приемник с проигрывателем пластинок) – всего три штуки. Отец Герман очень обрадовался, так как они с матушкой были молодые, хотелось порой и музыку послушать. Однако всей суммы на радиолу у них не было. Прибегает он к своему отцу-настоятелю и говорит: батюшка, мне надо 250 рублей, хочу купить радиолу. Настоятель говорит: конечно, отслужите, подойдете на кассу и купите радиолу! Отец Герман служил с большим воодушевлением. После службы, как на крыльях, он взял в казне необходимую сумму и побежал в магазин. Прибегает, а продавец говорит: батюшка, а все радиолы уже продали. Купили председатель, зоотехник и... ваш настоятель! При этом отец Герман сам смеялся от души, рассказывая эту историю. Такой вот был комичный случай. Надо сказать, что духовенство советского поставления отличала любовь. Любовь к Богу, к Церкви, к богослужению, к людям. Здравость ума и юмор. Сейчас такой любви я в духовенстве не вижу, а жаль.

- Строгий ли Вы батюшка?

- Мне кажется, что я больше либеральный батюшка, чем строгий. Я думаю, что время лютых ортодоксов прошло, потому что окриком и поклонами загнать кого-то в Церковь сейчас трудно. Единственно, что можем дать современному человеку, чтобы он остался в Церкви, – это Христа. Это именно общину и веру в Бога, соединение со Христом. Если мы это не ставим на первый план, человек походит, походит и больше в Церковь он не возвращается, потому что у него существует масса искушений и проблем в миру, есть куда потратить свое время. Если он не понял, зачем он пришел в Церковь, не стал верующим человеком, не приблизился к Христу, то все его хождение напрасно. Он ходит и через полгода видит то же самое и никакого смысла в этом хождении не обнаруживает и из Церкви уходит. Задача современного пастыря – приблизить прихожанина не к себе, как это делают многие священники, не создать себе культ, а приблизить человека ко Христу. Если у меня получилось приблизить ко Христу хотя бы некоторых, то в этом вижу свой вклад в наше церковное дело.

- А дома строгий папа?

- У меня двое детей – дочь и сын, также считаю, что нужно воспитывать своим примером, если дети видят пример доброй жизни христианской, то и сами ему следуют. Хотя я думаю, что воспитание в священнических семьях – это дело непростое. С одной стороны, дети духовенства видят обратную сторону церковной жизни и знают они очень много, и для них это искушение. С другой стороны, они находятся в миру как дети священника, и все на них смотрят как на детей священника, для них это является определенным испытанием. Помочь детям духовенства не стать нигилистами – это большой педагогический труд, большая педагогическая проблема. А то получится как в одной из поговорок Владимира Ивановича Даля: поповы дети, что синие кони – редко удаются. Чтобы это не произошло, не должно быть лицемерия. Человек должен сам искренне верить и не вбивать это в своих детей, чтобы дети следовали примеру своих отцов, своих матерей, это лучший путь к вере. Все мы проходим какие-то искушения, особенно в подростковом возрасте – отрицание всего, в том числе и того, что говорят нам родители. И воспитать верующего человека – главная родительская задача. А уж станут они священниками или нет – это их дело.

- Философский вопрос как историку: по Вашим предположениям, когда и чем завершится нестабильный период с пандемией, в который нам довелось жить? Какие выводы или уроки должен каждый человек почерпнуть из этого времени? Что вынесли именно Вы?

- Вы знаете, такая эпидемия ведь не первая и не последняя. Все Средневековье – это время эпидемий. Начало XX века – испанка, тиф, другие различные болезни, которые были преодолены. И эту преодолеем. Я считаю, что любая серьезная эпидемия – это нам такой звоночек от Бога о том, что, во-первых, человек не вечен, чтобы он задумался над своим существованием. Во-вторых, что Бог всесилен, чтобы силу Божию человек не забывал, чтобы знал, что Бог может и покарать, и помиловать. Думаю, что это очень хороший урок всем нам, христианам. А все остальное – преодолимо.

- Вами замечено, что в этот период люди стали больше обращаться к Богу, ходить в храм?

- На примере нашего прихода я бы так не сказал. Удивительно вот что: из тех, кто постоянно ходит, практически никто не пострадал. Нет высокой смертности даже среди пожилых людей.

- Отец Евгений, современный человек сейчас ощущает, насколько хрупок мир и как он изменился за последнее время и прежним стабильным он уже вряд ли будет. Как, переживая за судьбы народа, геополитическое положение государства и трагедии, которые регулярно поступают в наше сознание из новостных лент, сохранять здравый смысл, спокойствие и радость бытия?

- В жизни каждого человека бывают испытания. Испытания бывают у отдельных народов и стран. В любой критической ситуации нужно сохранять ясность ума, спокойствие и веру в Бога. Действовать сообразно обстоятельствам и не паниковать. Конечно, мы не можем не переживать за судьбу нашей Родины, наших близких, где бы они ни находились. Вообще необходимо вести себя по-христиански. Оказывать всемерную заботу и любовь своим ближним и дальним, если мы можем помочь кому-то, то необходимо помочь, ведь Христос победил этот мир любовью. Не нужно оставлять молитвы о мире, о Родине. Да, и поменьше смотреть новости.

- Почему Россия во все времена претерпевает какие-то сложности? Есть даже такой эпитет, образ – «многострадальная Россия» – это также связано с особым промыслом Божиим о православной стране и народов ее населяющих, о любви Божией к ним и попечении Сил Небесных? Есть ли свой особый путь развития у современной России – как Вам это видится как историку?

- Ваш вопрос в чем-то перекликается с предыдущим. У каждого народа и государства, как и у человека, своя судьба. Любое государство переживает какие-то сложности, проблемы, периоды расцвета и упадка. Россия в этом плане не исключение. Будем честными, многие столетия Россия находилась на обочине истории, и это помогло нам сохранить церковную жизнь и веру до определенного времени. Это даже хорошо. Однако сейчас мы включены в информационное общество, нет преград для любой информации. Для Церкви это вызов и проблема. Несмотря на все усилия, пока мы не можем полноценно встроиться в этот дискурс. Почему? Потому что современному человеку Бог не нужен. Он никак от Него не зависит. Многие священники уходят в психологию, общественную деятельность, потакают нравам современного общества. На самом же деле Церковь сейчас свободна в том, чем и должна заниматься – дать людям Богообщение, соединить со Христом, приобщить к Евхаристической жизни. Но это удел не многих. Это главное. Остальное все вторично. Заигрывание с обществом, превращение Церкви в центр досуга и отдыха дает обратный эффект, это уже видно, особенно в последние полтора десятилетия. Важно помнить слова Христа, Господь говорит, что «дом Мой домом молитвы наречется» (Мф. 21:13).

Что же касается этноса, каждый народ исключителен в своих глазах. Если народ перестает видеть свою исключительность, особость, миссию, он просто исчезает с лица земли. Тут мы тоже не исключение. Промысел Божий не ограничивает свободы, но как мы видим из Писания, народы, отвергшие Бога, отвергшие Его заповеди, отвергшие Церковь, исчезают из истории. Нам есть над чем подумать, рассматривая свою историю, особенно последних столетий.

- А с чудом приходилось сталкиваться?

- Знаете, какое для меня самое главное чудо? Это когда приходит молодежь в Церковь и становится верующей. Преображение человека – вот это для меня главное чудо. Потому что в современном мире, в котором буквально выжжено любое знание о Боге, вера, к Церкви относятся отрицательно, когда человек приходит в Церковь и становится верующим – для меня это чудо. Это удивительное дело. Ты видишь, как действует Бог, видишь руки Божии: как человек, который еще вчера ни во что не верил, жил, как попало, прямо скажем, вдруг меняет свою жизнь и становится верующим – это самое главное чудо! Ни плачущие иконы меня так не впечатляют, ни исцеления… меня впечатляет преображение души человека, ее изменение, казалось бы, невозможное в современном мире. Это меня поражает больше всего.

- Впереди Великий пост, на что рекомендуете обратить внимание в этот период?

- Вообще нужно сказать, что пост – это подвиг. И это аскеза. Мы за много лет духовной свободы относимся к постам как к какой-то обыденности, но на самом деле пост – это аскеза. Поэтому мы берем благословение на пост у своего духовника, который нас знает, благословение на какую-то меру поста: в чем я могу понести аскезу и как мне лучше поститься, чтобы достигнуть результата духовной жизни.

Суть поста – в изменении нашей жизни, то есть мы должны принести плод нашего покаяния. О чем нам говорит Христос? У покаяния должен быть плод. Мы не просто приходим в Церковь и исповедуем свои грехи, а должен быть плод. А плод – это изменение нашей жизни, то есть мы должны приобрести какие-то добродетели, а от наших застарелых грехов мы должны избавиться. В этом суть поста. Это самое важное. Ведь и Христос, и святые отцы Церкви обращают внимание, что главное в пост – духовное возрастание, ведь ты можешь поститься, а брата своего поедать. Аскеза необходима, но к этой аскезе должно быть сознательное отношение: зачем мы это делаем. Если один пост телесный, то это просто диета. И я желаю нашим читателям, нашим подписчикам, нашим прихожанам осознанно войти в пост, чтобы этот пост послужил для них орудием исправления, теми крыльями, которыми они воспарят от своей обыденности, приобретут какие-то добродетели и хоть чуть-чуть приблизятся к Богу.

- Как человеку осознать, что он идет ко Христу? Это происходит, когда подходит к Таинствам?

- Самое главное понять, что человек стал членом Церкви, что это самая главная часть его жизни, все может пройти: семья, работа, здоровье, но останется то, что приобрел – единство с Богом. Вот Иов Многострадальный – очень хороший образ, он потерял все: у него исчезли богатства, у него погибли дети, жена ему говорит: похули Бога и пусть тебя побьют камнями, умри – говорит ему самый близкий человек! Он весь в проказе, он потерял все, кроме одного: он не потерял свою душу и свое единение с Богом. И Господь ему возвращает сторицей. Этот образ для христианина, считаю, очень важен. Мы должны быть к этому готовы, что в любой момент мы можем поступиться всем, кроме веры в Бога, кроме единства со Христом, кроме единства с Церковью.

И страшно, когда христианство только внешнее, от этого очень много бед: разочарование в людях, разочарование в Церкви, разочарование в близких, разочарование еще в чем-то, но если ты веришь в Бога, то тебе это все не страшно. И для нас это должно быть тем, к чему мы должны приближаться в жизни. Естественно, это не бывает мгновенно. Естественно, для этого нужен какой-то духовный труд. Господь к Себе приближает Сам. Он дает нам испытания в жизни – для каждой души свои. Неверующих Он, бывает, и через скорби приближает. И людей крещеных, прежде всего, которые от Церкви бегают. И даже тем людям, кто в Церкви, чтобы прийти к этому осознанию, нужно приложить большие труды духовные. Ведь много людей, увы, которые ходят в храм по привычке. Для некоторых Церковь стала клубом, где мы встречаемся с нашими знакомыми, общаемся обо всем, вместе проводим время. Но важно, чтобы это не вытесняло основу. А основа – это единство с Богом. Человек должен это понять, осознать, приобрести, воспитать в себе через духовные труды.

- Отец Евгений, спасибо за содержательную философскую беседу!

Беседовала Лада Баева