Святость всегда необычна
В преддверии престольного праздника храма в честь Рождества Пресвятой Богородицы города Кирова мы побеседовали с клириком прихода иереем Алексеем Шишкиным. Разговор шел о вере и святости, счастье и чуде, о том, как свойства этих категорий раскрываются в человеке, живущем в современном мире.
Быть верующим
– Отец Алексей, на молодежном православном епархиальном форуме нынешним летом вы выступили спикером по теме «Вера в быту», в связи с чем вопрос: в чем проявляется исповедание веры в повседневной жизни современным человеком?
– В стремлении жить по заповедям Божиим, в чтении Евангелия – Слова Божия, и практически не имеет значения, где вы его хотите исполнять – находясь в церкви, молясь, на работе, едете в троллейбусе или ведете машину, стоите ли на светофоре – христианин, он христианин всегда и везде. О частностях можно говорить сколько угодно, а в общих чертах, настоящий христианин таковым остается везде: в быту, в общении с посторонним человеком, с продавцом или покупателем, начальником или подчиненным.
– Тогда что отличает христианина – внутреннее исповедание Бога или должны быть какие-либо внешние проявления в отношении к жизни, людям, окружающему миру?
– Обычно вначале, когда человек стремится стать христианином, он читает Евангелие, пытается в меру своих сил познать Христа, затем идет в Церковь и через людей служащих Богу пытается познать Христа и тем самым созидает внутри себя ощущение, каково это быть христианином. А затем это свойство личности уже из внутреннего состояния изводится вовне. Каждая конкретная ситуация, она в каком-то смысле уникальна, и вместить ее в те или иные рамки довольно сложно. Но в целом человек изнутри себя ощущает, что он христианин, а как это будет проявляться снаружи – в каждой конкретной ситуации может быть по-разному.
– Что означает «быть верующим человеком», если говорить в контексте «православия»?
– Мы в православной Церкви выделяем три компонента. Уверенность в бытии Божием, верность Богу, то есть исполнение заповедей Божиих, и доверие к Богу, то есть вера в Его промысел и доверие тому, что все, что происходит со мной – по воле Божией и это благо.
В современной культуре слово «вера» чаще всего подразумевает, что что-то где-то есть, судя по всему нематериальное, но к христианской вере такой подход не имеет никакого отношения. Для христианина вера как раз включает три компонента: уверенность в бытии Божием, не абстрактно чего-то, а согласно православной догматике веруем в конкретного Бога, Который сотворил этот мир, Который сотворил человека, Который действует в этом мире, Который является промыслителем об этом мире; второй компонент – доверие Богу, доверие Его всеблагому промыслу и третий компонент – верность Богу: если Бог говорит делать, значит, делать, если Бог говорит: не делать, значит, не делать. Все вместе это и объединяется в христианское мироощущение, исходя из которого, человек может в каждой конкретной ситуации проявлять себя как христианин. И он сам каждый раз делает выбор: как ему поступать, как ему действовать, как ему мыслить, как воспринимать действительность.
Конечно, тут можно спросить: но ведь и христиане ошибаются. Действительно, все ошибаются, все грешат, христиане грешат, я грешу, но это же не делает меня человеком другой веры. Точнее сказать, то, что я грешу, это меня не оправдывает, но еще сам по себе грех, сама по себе ошибка, она еще не делает из человека нехристианина. Ведь прежде чем человек научится бегать, прыгать и сальто крутить, он сначала учится ползать на коленках, потом учится стоять, затем ходить, и только потом худо-бедно бегать, потом немножко прыгать и так далее, то есть взращивание внутреннего христианина происходит по нарастающей. Ведь никто из нас в здравом уме не будет упрекать ребенка, мол, видите – ребенок, он упал, ничего себе, а вот я не падал, напротив, все относятся спокойно: упал и упал, придет время и он научится ходить. Так и то, что я грешу, это не является оправданием, но в то же время это не является такой трагедией, после которой нельзя жить. Православный христианин осознает, что есть Господь, который покаянное сердце очистит от греха, излечит и человека успокоит.
Конечно, тут по-разному можно рассуждать о разных грехах, о которых и мера покаяния, и исправления разная. И все же это не значит, что можно грешить любыми грехами. Опять же, грехом нельзя грешить никаким, но если человек согрешил, это его ошибка, а что делать с ошибкой – признать и постараться исправить, таков путь христианина. Более того, это путь святых: признать ошибку, встать, идти дальше и стараться больше не совершать. Если снова совершил, снова упал – снова встал, отряхнулся и пошел дальше, упал – встал, упал – встал, и так всегда. И это путь христианина, и даже путь святого человека.
Путь святости
– Если православная вера подразумевает стремление человека к духовному совершенствованию, святости, насколько это постижимо в настоящее время?
– Думаю, путь святости достижим во все времена абсолютно одинаково, поскольку категория духовная. По крайней мере, мне сложно выделить какие-то особенности в различии нынешнего времени и предыдущих эпох, поскольку я не жил 1500 лет назад, чтобы мог объективно сравнить жизнь человека ушедших эпох с текущим моментом. Очевидно, что у каждого времени своя особенность бытия. Но путь святости никогда, ни от кого и ни при каких обстоятельствах не закрыт.
– Вероятно, сейчас большинству людей легче в плане быта, чем, например, нашим прадедам, но при всем внешнем комфорте наш ум «ушел» в интернет.
– Если переходить к частностям, то да, в плане информации, но не у всех. Если иметь дисциплину ума и стараться себя ограничивать, то это не значит, что я становлюсь независим от потока информации, который льется со всех сторон, это значит, что, по крайней мере, я пытаюсь держать этот процесс хоть в какой-то узде, хотя бы каким-то образом ограничить информационные потоки, чтобы это не сделало мою жизнь несчастной, какой-то сверхтяжелой.
Сложности были и тогда, и сейчас. Но о каких сложностях можно говорить в наше время, если человек, например, хочет быть как преподобный Сергий? Он просто оставил все, взял палатку и ушел в лес и живет там десять лет. Какая там информация, он понятия не имеет, что творится в мире, он с медведями разговаривает.
– Но и сейчас к людям, которые уезжают жить в деревню в скромные бытовые условия, оставляя городские квартиры, мотивируя такой уклад исповеданием веры, обычно общество относится с непониманием, такой подход кажется чем-то странным.
– Святость никогда не будет казаться нормальной даже среди христиан, то есть если взять толпу христиан, и среди них выделить человека, стремящегося к святости, все будут говорить про него, что он какой-то странный, какой-то необычный. Святость она всегда какая-то странная, не от мира сего. Святость всегда необычна. Видя, как человек духовно подвизается, окружающие всегда будут говорить, разве тебе мало этого, и этого, ты уже делаешь это, и это, что ты еще хочешь? А святой человек хочет быть святым не потому, что ему нужно ни жить – ни быть попасть икону, чтобы его прославили и уважали, тем более, какая ему будет разница, он уже умрет на тот момент, и это будет ему безразлично. Святой человек хочет приблизиться к Богу. И людям, которые далеки от Бога, им трудно понять, что святой человек, хочет еще приблизиться, и еще приблизиться, потому что это свойство любви – приближаться, проникать и взаимно обогащать друг друга. Ведь и два человека, когда любят друг друга, у них такое взаимопроникновение, взаимная любовь, два человека, когда по-настоящему дружат, они хотят проводить время вместе, у них общее горе и общая радость, все у них общее. Когда человек приближается к Богу, он проявляет такие же устремления души, он идет навстречу Богу и хочет приблизиться еще.
Человек, который счастлив в Боге
– Можно говорить о том, что вера делает человека счастливым?
– На мой взгляд, категория счастья – это та категория, о которой в Церкви не говорится практически никогда, и для меня это вообще загадка. У нас есть девять заповедей блаженств: блаженны милостивые, блаженны чистые сердцем, блаженны миротворцы… Блаженны, если переводить по-русски, значит, счастливы. Счастливы алчущие и жаждущие правды, счастливы кроткие, счастливы милосердные и так далее. Это же заповеди счастья. Но у нас в православии о счастье, к сожалению, почему-то не говорится. А если и говорится, то в представлении многих имеется в виду какое-то небесное, необычное счастье. Мне же кажется, что человек, который счастлив в Боге, он поистине счастлив. Если спросить его: ты счастлив, он скажет: да, я счастлив. Если со стороны человек его увидит и того спросить: счастливый ли этот человек, он ответит: да, счастливый, потому что счастье видно, счастье можно ощутить.
Что такое райское состояние – это состояние счастья, и оно не оттого, что купил дорогую машину или красивые часы, оно другое. Встретились два давних друга, они счастливы? Да, счастливы. Или влюбленные после расставания встретились. Или человек долго не виделся с дочерью, сыном, наконец, встретился – и он счастлив. Это состояние счастья, оно считывается, его видно, и оно ведь тоже нематериальное. Это не то же самое, что купил дорогую машину или, например, счастье удовлетворения от совершенной мести. Ощущение удовлетворения от внешних благ – это слишком приземленное понимание счастья. Так вот, родитель, который после разлуки встретился с ребенком, – он счастлив, два друга, которые давно не виделись, при встрече счастливы, влюбленные вместе счастливы. Человек, который с Богом – он счастлив. Там немножко разные коннотации, свои оттенки счастья, и все равно человек, если он живет правильной христианской жизнью, без сомнения, становится счастливым. Просто они не могут понять, в чем его счастье. Со стороны видят, что человек ограничивает себя в этом, этом, этом – постится, худеет, у него волосы выпадают, в выходные не веселится, а находится на скучных богослужениях, человек на работе не крадет, а делает все честно и получает небольшую зарплату, а все равно счастлив – понимаете? Несмотря ни на что, он все равно счастлив – это счастье людям со стороны непонятное, почему оно такое. Когда люди достигают по земным меркам в тысячу раз больше – они не счастливы, а этот человек, который со стороны живет очень скучно, спокойно и не достигает каких-то высот, почему-то счастлив. Это счастье в Боге. Оно непонятно подчас людям, но я могу сказать утвердительно, человек, который ведет правильную церковную жизнь и старается приблизиться к Богу, такой человек становится счастливым. И это ощутимо и для него, и для окружающих.
Вопросы бытия
– А когда вы осознали себя верующим человеком? Каким образом пришли к вере?
– К вере я пришел лет в девятнадцать. Почему я пришел к вере? Я ощутил полную бессмысленность вообще всего. У философов и психологов это называется экзистенциональный кризис. Наверное, есть общая тенденция, когда люди задаются этим вопросом в каком-то определенном возрасте, полагаю, что у большинства людей он происходит в возрасте постарше, а у меня он возник в девятнадцать лет. Задумался над причиной бытия, и ощутил, что все бессмысленно. Пришел я на пару или не пришел – какая разница, сдал я экзамен или не сдал, устроился на работу или не устроился – никакого смысла нет, я умер как выдающийся ученый, космонавт или великий писатель или я умер от опьянения под забором – никакой особой разницы в итоге нет, все определенная пустота. Так в чем же смысл? Этот смысл я начал искать и нашел в Боге.
У всех немножко разное восприятие Бога, со своими оттенками, точно также одного и того же человека разные люди воспринимают немножко по-разному. Даже два сына могут воспринимать своих родителей немного индивидуально. И понятно, что Бог – Он есть Тот, Кто Он есть, но для себя лично я наделяю Бога еще и тем, что Он Сам по Себе является смыслом и задает этот смысл всему. Он задает этот смысл бытию, человеку и каждому событию человека и всего, что творится в мире. Ведь если Бога нет, то получается, чего бы я ни достиг, и чего бы я ни потерял – это не имеет ровным счетом никакого значения. Но если Бог есть, и Он обо всем промышляет, то что бы я ни делал, какие бы решения я ни принимал, и что бы в мире не происходило – это все наделено смыслом, и это все не зря. Лично для меня это важная часть восприятия Бога – наделение смыслом. Бог как Абсолют всего наделяет абсолютным смыслом абсолютно все. Поэтому и для жизни вечной души человека, и для его земного бытия, и для судьбы каких-нибудь растений, популяций животных, экологических вопросов, каких-нибудь вселенских катастроф – это все наделено смыслом. В девятнадцать лет начался именно поиск Бога, а дальнейшее формирование и понимание всего обозначенного происходило уже в процессе.
– В церковной ограде?
– Я с таким надрывом искал Бога, как мне кажется, что чуть не попал к свидетелям Иеговы, некоторое время питал к ним довольно большой интерес. А затем, думаю, Промыслом Божиим меня окружали церковные люди, которые корректировали мой путь и аккуратно подсказывали, что и как, за что им очень благодарен. Потом я попал в клуб «Фома», где размышляли и дискутировали воцерковляющиеся, клуб действовал при храме в честь святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии, курировал его отец Олег Фоминых, ныне диакон, а тогда мирянин. С нами общались отец Петр Машковцев, отец Андрей Рассанов, даже отец Андрей Лебедев к нам приезжал из Уржума, где он служил на тот момент. И в ходе этих встреч я получил ответы на многие вопросы. Это и был, на мой взгляд, процесс моего воцерковления.
Путь к священству
– Каким образом пришли к решению посвятить жизнь священническому служению?
– Нельзя сказать, что проснулся и решил стать священником. Это было некое формирование мировосприятия, устройства души. В период воцерковления учился в университете, тогда же задумывался над тем, что можно поступить в духовное училище и даже отучиться очно, это интересно. А на пятом курсе вуза, где учился на программиста, у меня появилось ощущение, что надо дерзнуть – поступить в духовную школу. И когда сказал об этом своему духовнику отцу Петру Машковцеву, он благословил, сказал: пробуй.
Однако на тот момент это не означало, что выбор сделан и моя жизненная стезя – священство. На пути к священству столько промежуточных этапов, и каждый из этих этапов может определенным образом завернуться, это может произойти по причине того, что я духовно не готов или не достоин. И один из этапов – поступление в семинарию. На тот момент я был свободен, не был женат, у меня не было детей, разводов, алиментов, почему бы мне не попробовать? Отец Петр Машковцев подписал рекомендацию, Владыка Хрисанф ее подписал. После чего я поехал в Москву и поступил в духовную семинарию.
А дальше был новый определенный этап: семинаристу надо было найти невесту, хорошую, с которой можно построить счастливый брак, жениться, и все должно сложиться благополучно, чтобы после иметь возможность писать прошение на то, чтобы принять священный сан. И судя по всему, как я могу уже сейчас об этом судить, все сложилось.
– Вы с матушкой познакомились в духовной школе? Как это произошло?
– Все очень просто. В семинарии учатся несколько сотен студентов, желающих стать священниками, и учится около сотни девочек, часть из них на регентском отделении, часть – в иконописной школе. Та девочка, которая мне заприметилась, обучалась в иконописной школе, на отделении лицевое шитье, то есть она вышивала иконы. А наше знакомство получилось до банальности простым. Она мне заприметилась, ходил-ходил, смотрел-смотрел, перед уроками вижу: она идет одна, я к ней подбежал, она сказала «потом-потом», мол, торопилась, то есть не было в том моменте особой романтики, красивой истории, скорее, судьбоносное знакомство произошло просто, банально и даже скомкано, она опаздывала на уроки. И я подумал, если снова к ней подойду, и будет что-то подобное, наверное, не судьба. Снова к ней подошел, она нормально отреагировала. Познакомились, потом женились.
– Какие духовные и жизненные уроки преподнесли вам годы обучения в столичной духовной школе?
– Если говорить про некую суть обучения в духовной школе, семинария – это такое место, где человек проверяется, даже не перед церковью проверяется, а сам для себя – его ли это путь, пусть священного служения. Семинария – это такое заведение, где много послушаний, где богословские предметы, практически казарменное положение, то есть по дисциплине, устройству быта некоторым образом похоже на армию. Правда, сейчас там построили хорошее общежитие, где в комнате живут по двое, кто-то даже и один. А когда я поступил, там были царские чертоги, точнее то, что находилось под царскими чертогами, помещение, которое раньше было конюшней. И часть общежития составляли большие комнаты, в которых при обычном размещении проживало человек от четырнадцати до шестнадцати, но в тот момент, когда я поступил, пару чертогов ремонтировались, и большие комнаты были заставлены кроватями полностью, оставались только узкие проходы. В комнатах проживало уже не четырнадцать человек, а более двадцати, то есть размещались мы очень плотно. Два или три душа, пять или шесть раковин на сто человек. Но я к таким суровым условиям относился довольно спокойно, видимо, вопрос таких казарменных ситуаций меня не особо удручал или доставлял какие-то неудобства, я к этому всегда спокойно относился.
Так вот, вся семинария становилась для человека проверкой – надо тебе это или не надо, выдержишь ты или не выдержишь, согласен ты с этим или не согласен. Там ведь много моментов дисциплинарных, много моментов, когда тебя отчитывают или поступили несправедливо, а ты должен смириться, принять это. Там много таких моментов, когда ты взаимодействуешь с другими студентами.
Так вот, семинария – это проверка человека на то, насколько ему нужно церковное служение, потому что оно не простое. Церковь – это не общество святых, это больница, где кающиеся грешники. И ожидать, что мы здесь будем какие-то замечательные, прекрасные и что у нас здесь все будет, как в раю, что мы придем и встретим здесь сонмы святых, как будто мы грешники приходим в общество святых, и там нас будут делать святыми, – ничего подобного. Мы находимся здесь в обществе пытающихся исправиться грешников, и как у этого общества получается – очень сложно сказать. У кого-то получается лучше. У кого-то получается хуже, у кого-то получается совсем отвратительно, кто-то даже не пытается исправиться, только делает вид и по нему это видно, и в этом обществе нам всем жить. Так вот, семинария – это проверка на то, способен ли человек многое принять, выдержать, ему это надо, он сознательно захочет или не захочет дальше идти этим путем, потому что чем дальше человек идет в церковной иерархии, тем он видит это больше, ярче и сталкивается лицом к лицу.
Когда человек в некотором хорошем смысле удален от Церкви, то есть он не несет церковных послушаний, не работает в Церкви, он пришел в храм помолился, исповедовался, причастился, ушел, может, какое-то доброе дело сотворил, почитал Евангелие, и при этом он абстрагирован от глубины внутренней церковной жизни, эта дистанция может давать человеку свободу. Позволяет ему не погружаться внутрь церковных взаимоотношений. А человек, который вступает в церковную иерархию – семинарист, диакон, священник, а уж тем более епископ, он ныряет в это все целиком и полностью, и с этим надо жить и по возможности, всю жизнь, и это процесс, не могу сказать, что очень простой. Для многих оставаться на определенной дистанции от церкви – это даже великое благо, потому что, например, у человека может быть обостренное чувство справедливости, или непринятия, или не хватает терпения или смирения в ситуациях, когда ты не можешь от них абстрагироваться. Ты не можешь смириться от этого, но и переносить это тоже тяжело, ты и уйти не можешь, поскольку, например, уже в сане, но и переносить это тоже не можешь, и человек находится во внутреннем диссонансе, ему плохо.
При этом Церковь – богочеловеческий организм, это механизм, который создал Бог, чтобы вести человека ко спасению. И с одной стороны, человек, который может абстрагироваться от некоторых внутренних проблем Церкви, ему от этого хорошо, с другой стороны, человек находится в священном сане, он находится внутри всех проблем, но и благодать, которую он от Бога получает, она ведь тоже ни с чем не соизмерима. Тем более что священники, они же очень дорожат своим саном, потому что сан – это бесценный дар, который дан человеку, и это же величайшее благо. Поэтому у них сложностей больше, но и ту благодать, которую получает в сане человек, она тоже больше.
Дети священника
– Как проявляется «вера в быту», в вашей семье? Как приучаете детей к церковным традициям?
– Как-то ярко и как-то особенно, на мой взгляд, в моей семье не очень проявляется. Вечером немножко помолимся, утром помолимся, перед едой помолимся, каждый вечер я читаю книжки, в том числе читаю детскую Библию, может быть, какие-то вопросы обсуждаем, но в целом сказать, что мои дети очень сильно отличаются от всех остальных, нет. Это самые обычные дети, просто у них папа священник, а мама – жена священника, с определенными последствиями, что мы молимся, причащаемся, исповедуемся, что-то о Боге говорим.
Просто у всех в верующих семьях это происходит по-своему, у всех свой подход. Кто-то пытается из детей прямо ни жить, ни быть с малых лет сделать суперцерковных людей. Кто-то может вообще к этому вопросу относиться халатно. На мой взгляд, стараюсь найти золотую середину, потому что если переборщу, то чувствую, от насильного назидания ничего хорошего не будет, но и совсем игнорировать православный спектр в воспитании тоже некорректно. Поэтому я стараюсь сильно по религиозным вопросам не зудеть и не стараться быть излишне каким-то морализатором и слишком этим надоедать.
Это снова к вопросу: каков должен быть православный человек в тех или иных обстоятельствах. Он должен быть православным: православный в троллейбусе, православный идет по улице, православный заходит в храм, православный работает – чем он от других людей отличается, тем, что стараясь исполнять заповеди Божии, где-то помолиться, духом своим обращается к Богу. Поэтому воспитание детей в православной верующей семье, в том числе и священнической, может особо ничем не отличаться от воспитания детей в обычных семьях, просто есть определенные духовные аспекты: чтение Библии, молитва, дети подходят к Таинствам в храме. А в остальном живут самой обычной жизнью. Может, сейчас что-то в семью привнесется в плане более углубленного познания веры, так как два старших сына пошли учиться в Вятскую православную гимназию, но ведь и гимназия – обычная муниципальная школа с некоторым православным уклоном в воспитании и в предметах, и там вовсе нет распорядка, который предполагает обучение, например, в духовной семинарии со множеством богослужений и послушаний.
«Я стараюсь – Бог помогает»
– Что помогает человеку на пути духовного роста?
– Бог. В целом попытка быть православным, попытка исполнять то, что говорит Бог. Я стараюсь – Бог помогает.
– Расскажите о вашем пастырском служении в храме Рождества Пресвятой Богородицы. Микрорайон города Кирова Чистые Пруды, где расположен новый храм, развивающийся, густонаселенный, много ли при этом прихожан, спешащих слушать Слово Божие?
– В храме в Чистых Прудах, где несу священническое служение, с прошлого года я вел воскресную школу для взрослых. И в этом году возобновим занятия ближе к концу сентября. На занятиях в основном собираются люди ближе к среднему и предпенсионному возрасту. В прошлом году мы разбирали Евангелие. В этом году также будет предложен учебный план, включающий Богопознание. Вообще взрослый человек сможет прочитать и Евангелие, и толкование на Евангелие и без меня, мое участие здесь не очень высоко. Но есть одна ниша, которой в современной Церкви очень не хватает – разговор со священником, а это общение для людей очень важно. Кому-то нужно задать какой-то вопрос, разрешить какое-то недоумение, и просто сама собой близость священника к тем, за кого он несет ответственность – это очень хорошо. И поэтому в назначении воскресной школы для взрослых вижу этот важный для прихожан момент.
С одной стороны, встречи посвящены беседам на духовные темы, рассказал толкование на Священное Писание, рассказал то, что я знаю. При этом некоторое количество прихожан могут Евангелие знать лучше, чем я, они могут толкований перечитать больше, чем я, они могут меня превосходить в своей духовной жизни. И я не вижу в этом какого-то личного ущемления, ведь если человек стремится к святости больше, такое бывает. Но священник – это еще и тот, кто поставлен епископом, Церковью и Самим Богом на воспитание прихожан, иметь возможность общения с ним, просто хорошо.
Священник может посмотреть на ту или иную тревожащую ситуацию как человек, который сталкивался в пастырской практике с другими похожими историями, как тот, кто может что-то сказать назидательное, что может принести пользу. Поэтому на занятиях мы сначала говорим о Евангелии, что-то разбираем, а затем общаемся, размышляем о житейских вопросах, ситуациях, требующих разрешения. На мой взгляд, это очень полезно, вслух поразмыслить о том, как мудро поступить по-христиански, с пользой для себя и окружающих.
– Какие произведения искусства, включая литературу, документальное и художественное кино можете рекомендовать, как полезные для души человека?
– Духовное чтение начинается с Евангелия. После Евангелия рекомендую прочитать катехизис – справочник, включающий простое исповедание веры, он помогает осознать, в Кого мы верим. А потом можно уже читать нравственную литературу. Классика нравственной литературы –творения Аввы Дорофея, небольшая, великолепная во всех отношениях книга, легко читается, и очень похожа на нее во многом «Лествица» Иоанна Лествичника. Правда, при первом моем прочтении она показалась мне тяжелой, а потом эти книги очень понравились. Но это не значит, что нужно соблюдать именно такую последовательность и читать именно эти книги. Люди по-разному приходят к вере через чтение духовной литературы, разные книги читают. И все же если прочитать Евангелие, катехизис и поучения Аввы Дорофея, то некий фундамент будет сформирован, дальше можно продолжать изучать Священное Писание, включая Ветхий Завет, Деяния Апостолов, апостольские послания, откровения Иоанна Богослова, толкования, нравственную литературу. Далее если у человека есть интерес, он может познавать догматическое и нравственное богословие. Православным справочником может служить на полке Закон Божий Серафима Слободского.
Что касается кинематографа, мне очень нравится фильм «Остров».
Чудеса – в мелочах
– Верите в чудо?
– Я в своей жизни ярких чудес не встречаю. Скорее, о них чаще слышу, чем переживаю. Чудеса обычно вижу в каких-то мелочах и деталях, и их надо уметь замечать. Сегодня проснулся – живой, глазки видят, ножки ходят – чем не чудо? И когда человек ищет каких-то выдающих экстраординарных чудес, а не видит самого простого – это, мне кажется, плохой знак. А если говорить о всей жизни, то чудо вижу вот в чем: если не пытаться изо всех сил выполнить свою волю, а смириться и принять волю Божию, то, не всегда, но часто, оборачиваясь назад, можно сказать: ого, промысел Божий какой, как сложилось одно, другое, третье, может, десятки обстоятельств в какую-то одну линию, и полжизни благодаря им выстраивается. И ты смотришь на это и думаешь: да, это промысел.
– Человек же свободен, и в любой ситуации, вероятно, изначально за ним выбор, который и становится впоследствии благим для его последующей жизни.
– Есть воля Божия благая, а есть воля Божия попустительная. Если я согрешу, разве это не по воле Божией – ведь Бог допустил, чтобы я согрешил. Если я согрешил, значит, воля Божия в каком-то смысле была, но какая это воля Божия? Это воля Божия попустительная. А есть воля Божия благая – если Бог говорит делать, и я делаю. И когда я говорю о сложении воедино того количества обстоятельств, о котором я, может быть, прежде и не мечтал, но они складываются, и у меня получается жизнь вот такая, и она прекрасна и замечательна. Но делая каждое из отдельных дел, предугадать, к чему это приведет, было невозможно, а привело к тому, что есть сейчас, и это для меня благо. Может, я очень абстрактно размышляю и если вкратце: если стараться жить свято, то видишь волю Божию, которая исполняется чудеснейшим образом, и это прекрасно.
Стремиться к святости
- Что пожелаете читателям?
- Когда речь заходит о святых, люди часто говорят: нам-то куда, мы же не святые, Знаете, мы не святые по одной простой причине – мы не хотим быть святыми, вот и все, больше других причин особенных нет. Поэтому я бы хотел пожелать не просто абстрактной святости, а я бы пожелал стремление быть святым. Понятно, что меры у всех разные, мера святости у Серафима Саровского не такая, как у нас. Чтобы мы свое нежелание жить по воле Божией не оправдывали тем, что мы не святые. Каждый может, насколько захочет, постараться в этом делании преуспеть. Просто вряд ли получатся вскоре какие-то результаты выдающиеся, но стремиться к святости можно кому угодно, когда угодно и при любых обстоятельствах. Просто над этим надо немного поработать.
Беседовала Лада Баева
Пресс-служба Вятской Епархии